Андрей Бондаренко Я - художник и оформляю обложки самых разных книг во многих издательствах. С одной стороны, мое мнение о том, что сейчас творится в литературе, - это мнение обычного читателя, который любит читать. С другой, в силу обстоятельств мне приходится читать намного больше, чем получается у обычного читателя. И вот какая проблема мне кажется если не основной, то весьма характерной для современной русской литературы: чрезмерное, трепетное отношение к ее величинам.
А что есть эти величины, кого знают на Западе? Безусловно, Толстого, Достоевского. Чехова как драматурга. Гоголя - вообще непонятно почему. И все. Тургенев в основном известен из-за биографии, из-за Полины Виардо. То есть я иногда задумываюсь - а была ли вообще великая русская литература? Да, несомненно, она была для нас. Но вот, если смотришь альбомы по искусству, скажем, модерна, там обязательно будет Врубель в разделе "славянское искусство"; он, конечно, гениальный художник, но это - "экзотик". Так вот, в каком-то смысле и Толстой, и Достоевский, вообще русская литература - это "экзотик". Она и возникла, когда в Европе была снята черта оседлости и появилось тяготение к неким провинциальным литературам, провинциальным философиям, провинциальным взглядам. Ведь про Ницше никто не говорит слово "немецкий" - он просто Ницше. А Толстой обязательно - великий русский писатель, хотя это понятие так же не определено на карте литературы, как и не определена сама Россия для европейского человека. И мне кажется, что эта вечная наша ориентация на две великие фигуры - Толстого и Достоевского - не очень правильная.
И у писателей, и у издателей, и у критиков существует точка зрения, что надо быть гением, либо вообще не писать. Они ориентированы на какое-то суперписьмо, которым, кстати, не обладал ни Толстой, ни Достоевский... Ну, может быть, Толстой. А в западной литературе ничего такого нет. У них каждый писатель - это некий как бы голос, неважно - маленький, большой, но свой. Вот в англоязычной литературе существуют десятки, сотни известных писателей, которые просто пишут безо всяких "бумов". Ну, бывают и "бумы", но не это главное. У нас же на простой вопрос - а хороший ли писатель, к примеру, Пелевин, имеется в виду: дотягивает ли он до Толстого. Если нет - он вообще никто. А на Западе никому в голову не взбредет сравнивать современных писателей с Шекспиром. У нас ведь даже Маринину оценивают с точки зрения такой высочайшей планки - она, мол, не Толстой! Хотя дай Бог, чтобы она была хотя бы Агатой Кристи.
Из-за такой позиции нормального литературного процесса нет, критиков нет, а издатели ищут чего-то "большого". А что было "большое" за последнее время? Последний целостный стиль, как к нему ни относись, это - советская литература. И вот выкапывают Проханова, как мамонта, который замерз, который должен представлять из себя какую-то глобальную фигуру. И потом он радикален. Когда все говорят о гуманизме, он говорит о том, как бы кому врезать по морде. Все вокруг дикие демократы, хотят хорошо одеваться - мы сейчас не будем говорить о том, что у самого Проханова все давно хорошо и одевается он замечательно, но он может выразить некие крайние интересы тех, кому все равно, в какой стране жить и жить ли вообще. Он как взрывал поезда, так и взрывает. А мне это не близко. Я не люблю, когда сморкаются в лифтах, когда говорят слово "ложить", мне неприятно, когда мне бьют по морде. Поэтому мне по душе совсем другой - либеральный радикализм.
Поэтому издатели озабочены двумя противоположными задачами: нужна великая русская литература, не ниже Толстого, и нужна попса, которую надо продать, в том числе и на Франкфуртской ярмарке. А одновременно так почти не бывает. Не знаю, может быть, здесь есть какая-то национальная черта. У нас ведь люди вообще воспринимают себя как на Западе, а ведут - как в Азии. Поэтому литературного процесса как такового нет, но есть отдельно пишущие писатели. И задача критиков - прислушаться к их самобытности, услышать то неповторимое, что в них есть, как происходит в цивилизованном мире, а не рубить с плеча: раз ты не Толстой, ты - никто!
