Виталий Антропов
«Мир движется к тому, что все его население будет городским», – считал российский урбанист Вячеслав Глазычев.
Александр Лейденфрост. Город будущего (Час пик). 1949 г.
В журнале «Региональные исследования» вышла статья доктора географических наук, профессора МГУ им. М.В. Ломоносова – Вячеслава Бабурина. Статья называется «Концентрация и плотность урбанистического пространства России» и «посвящена исследованию взаимосвязи категорий плотности и концентрации на примере иерархии городских поселений во взаимосвязи с плотностью населения по регионам России». Что поразило: города, поселки и промышленные зоны занимают 2,2% территории России.
Заметим, что, по данным на 1 января 2025 года, доля городского населения РФ составляет примерно 75,14% (около 109,8 млн человек из общего населения около 146 млн). Сельское население при этом составляет около 24,86% (около 36,3 млн человек). То есть почти 110 млн на площади, примерно равной двум Краснодарским краям. Как отмечает автор статьи, на этих 2,2% территории средняя плотность составляет около 830 человек на квадратный километр. Остальное пространство – фактически «антропопустыня». В Чукотском автономном округе, например, плотность населения на квадратный километр – 0,07 человека. Как это соотносится с мировыми тенденциями?
В конце сентября 2025 года Москве прошел форум о будущем городов БРИКС – «Облачные города». Ученые и эксперты из 30 стран обсуждали перспективы и закономерности развития цифрового пространства городов. И это закономерно и правильно. Сейчас около 55% жителей планеты – горожане. Но вот что это такое – само пространство городов, по каким законам оно образуется и развивается (или не развивается – стагнирует, деградирует), – это, пожалуй, самый интригующий вопрос для урбанистики. Непростой и кардинально важный.
Планета городов
«Города, если правильно давать им оценку, представляют собой участки земной поверхности, где плотность населения равняется или превышает 350 человек на 1 кв. км, а минимальная плотность застройки составляет одно здание на каждые два акра (примерно 8100 кв. м. – В.А.)». В качестве точки отсчета это определение, которое дает американский военный историк и теоретик, сотрудник Национального университета обороны (National Defense University) Джон М. Коллинз в книге «Военная география для профессионалов и непрофессионалов» (М.: Научная книга, 2005. – 568 с.), весьма удобно.
Один из ведущих отечественных эконом-географов Евгений Перцик в монографии «Города мира: география мировой урбанизации» (1999) подчеркивал: «Поразительна концентрация населения в городах: на очень небольшой территории здесь сосредоточена большая и непрерывно возрастающая часть населения земного шара. Как и почему растут города? Как раскрыть загадочную тайну пространственной концентрации городов в разных точках земного шара? Как формировалась великая географическая панорама городов мира? Какова их внутренняя структура? Как будут развиваться города в будущем и каковы наиболее целесообразные стратегии их развития? Эти вопросы волнуют всех людей и составляют профессиональную задачу географического изучения городов».
Заметим, и не только профессионалов волнуют эти вопросы.
Согласно последнему на данный момент отчету Программы ООН по населенным пунктам (UN-Habitat) World Cities Report 2024, к 2050 году около 70% населения мира будет жить в мегаполисах. Число таких населенных пунктов вырастет с 33 до примерно 47. Общее население мегаполисов увеличится на 200 млн с лишним человек.
Особенно активно растут города в Азии и Африке – Индия, Китай и Нигерия дадут 35% прироста. Распределение по этому параметру примерно выглядит так: к 2050 году в Индии ожидается прирост городских жителей около 400 млн; в Китае – около 255–290 млн; в Нигерии – 190 млн.
Эксперты UN-Habitat и некоторых других аналитических структур сконцентрировались прежде всего на экологических последствиях экспансии этих антиэнтропийных густот – мегаполисов. Города ответственны примерно за 70% мировых выбросов парниковых газов. Но вот это-то как раз не сильно удивляет.
Тот же Е.Н. Перцик по этому поводу приводит такой пример: «Загрязнение среды в старых и древних городах было также весьма сильным. Палеомедицинские исследования египетских мумий показали, что легкие египтян были засорены мельчайшими частицами песка и копотью масляных светильников. Возможно, что загрязнение среды в Египте 3300 лет назад было большим, чем в его современных городах».
Что действительно удивительно – по крайней мере на первый взгляд, – это динамика показателя численности городского населения: она демонстрирует экспоненциальный рост.
«В ХХ веке и особенно во второй его половине начинается стремительный рост городского населения: в 1950 году 738 млн человек (29,3% всего населения мира), в 2000 году 2926 млн человек (47,5%); в первой четверти ХХІ века прогнозируется дальнейший рост городского населения до 5056 млн человек в 2025 году (61,1% населения мира)», – отмечал профессор Евгений Перцик. Подчеркнем, эти оценки относятся к концу XX века. И они оказались весьма точными. Токио – крупнейший мегаполис с населением около 37,8 млн человек (2025); но столица Японии прирастает медленно – 0,1% в год. Мумбаи (Индия) – очень быстрый рост: с 13 млн до 26,4 млн к 2025, ежегодно +1,8%. Дели – уже около 31 млн, один из самых быстрорастущих городов.
Планета-город
Вообще говоря, вся приведенная выше статистика подталкивает к любопытным языковым комбинациям. Действительно, если существующая динамика сохранится, то нынешние и будущие мегаполисы (приставка мега- – это 106, миллионы), придется переименовывать в гигаполисы (гига- – 109, счет идет на миллиарды). Но до населенных пунктов с миллиардным населением еще, надо полагать, далеко. В современной урбанистике утвердился другой термин, «мегасити» – агломерация мегаполисов: сверхкрупные города с численностью населения существенно больше 10 млн человек.
Заметим, что в 1994 году энциклопедический словарь «Народонаселение» давал несколько другой синонимичный термин: «МЕГАЛОПОЛИС (от греч. megas, род. падеж megalu – большой и polis – город), наиб. крупная форма расселения, образующаяся в результате срастания большого числа соседних городских агломераций. Не поглощая входящие в него агломерации, М. является формой расселения более высокого иерархич. уровня. М. не представляет собой сплошной гор. застройки – примерно 9/10 его площади занимают открытые пространства. Число М. в мире невелико. Наиб. сложившийся из них – на Атлантич. побережье США между Бостоном и Вашингтоном. Кроме того, формируются М. на Тихоокеанском побережье о. Хонсю – от Токио до Осаки (Япония), в р-не Ниж. и Ср. Рейна (Нидерланды–ФРГ), от Лондона до Ливерпуля (Великобритания), в Калифорнии (США), в р-не Великих озер (США–Канада). В Росс. Федерации складывается М. Кузнецкого угольного бассейна».
Кстати, рефлексия такого развития цивилизации – это отнюдь не изобретение современных урбанистов и футурологов. Интересный, близкий нам вариант возникновения мегасити (мегалосити) предсказал еще в 1840 году князь Владимир Одоевский в фантастическом романе «4338-й год. Петербургские письма»: «Что за город, любезный товарищ! что за великолепие! что за огромность! Пролетая через него, я верил баснословному преданию, что здесь некогда были два города, из которых один назывался Москвою, а другой собственно Петербургом, и они были отделены друг от друга едва ли не степью. Действительно, в той части города, которая называется Московскою и где находятся величественные остатки древнего Кремля, есть в характере архитектуры что-то особенное».
Для сравнения: на Московском урбанистическом форуме, который проходил в сентябре 2023-го, мэр столицы Сергей Собянин заявил, что население Московской агломерации составляет 30 млн человек. Почти четверть всего населения России. По некоторым оценкам, агломерация Москва-Петербург дает в сумме около 40 млн человек. А в 20 городах-миллионниках сейчас проживает половина населения РФ…
Принципиально другие перспективы развития городов, и Москвы в частности, грезил выдающийся российский экономист, социальный философ, антрополог Александр Васильевич Чаянов. В 1920 году в Госиздате у него вышла небольшая повесть «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Приведу из этой работы несколько выдержек. Место и время действия – Москва, сентябрь 1984 года.
«Город казался сплошным парком, среди которого архитектурные группы возникали направо и налево, походили на маленькие затерявшиеся городки. Иногда неожиданный поворот аллеи открывал глазам Кремнева очертания знакомых зданий, в большинстве построенных в XVII и XVIII веках.
– Сколько жителей в вашей Москве? – спросил Кремнев своего спутника.
– На этот вопрос не так легко ответить. Если считать территорию города в объеме территории эпохи великой революции и брать постоянно ночующее здесь население, то теперь оно достигает уже, пожалуй, сто тысяч человек, но лет сорок назад, непосредственно после великого декрета об уничтожении городов, в ней насчитывалось не более тридцати тысяч. Впрочем, в дневные часы, если считать всех приехавших и обитателей гостиниц, то, пожалуй, мы можем получить цифру, превышающую пять миллионов.
– Простите, – начал Кремнев после некоторого молчания. – Мне как иностранцу непонятна организация вашего города, и я не совсем представляю себе историю его расселения.
– Первоначально на переустройство Москвы повлияли причины политического свойства, – ответил его спутник. – В тысяча девятьсот тридцать четвертом году, когда власть оказалась прочно в руках крестьянских партий, правительство Митрофанова, убедившись на многолетней практике, какую опасность представляют для демократического режима огромные скопления городского населения, решилось на революционную меру и провело на Съезде Советов известный, конечно, и у вас в Вашингтоне декрет об уничтожении городов свыше двадцати тысяч жителей.
Конечно, труднее всего этот декрет было выполнить в отношении к Москве, насчитывающей в тридцатые годы свыше четырех миллионов населения. Но упрямое упорство вождей и техническая мощь инженерного корпуса позволили справиться с этой задачей в течение десяти лет.
Железнодорожные мастерские и товарные станции были отодвинуты на линию пятой окружной дороги, железнодорожники двадцати двух радиальных линий и семьи их были расселены вдоль по линии не ближе того же пятого пояса, то есть станций Раменского, Кубинки, Клина и пр. Фабрики постепенно были эвакуированы по всей России на новые железнодорожные узлы.
К 1937 году улицы Москвы начали пустеть, после заговора Варварина работы естественно усилились, инженерный корпус приступил к планировке новой Москвы, сотнями уничтожались московские небоскребы, нередко прибегали к динамиту. Отец мой помнит, как в 1939 году самые смелые из наших вождей, бродя по городу развалин, готовы были сами себя признать вандалами, настолько уничтожающую картину разрушения являла собой Москва. Однако перед разрушителями лежали чертежи Желтовского и упорная работа продолжалась. Для успокоения жителей и Европы в 1940 году набело закончили один сектор, который поразил и успокоил умы, а в 1944 году все приняло теперешний вид».
И, как мне кажется, в контексте рассматриваемой темы – принципиально важный финал этого диалога (курсив мой. – В.А.):
«Видите ли, раньше город был самодовлеющ, деревня была не более как его пьедестал. Теперь, если хотите, городов вовсе нет, есть только место приложения узла социальных связей. Каждый из наших городов – это просто место сборища, центральная площадь уезда. Это не место жизни, а место празднеств, собраний и некоторых дел. Пункт, а не социальное существо». (Цит. по: Чаянов А.В. Наука, утопия, политика: сборник работ. – М.: ИД «Дело» РАНХиГС, 2024. – (Обратная перспектива).
Увы (или, наоборот, к счастью!) чаяновская крестьянская утопия не реализовалась. С 1922 по 1992 год доля городского населения Российской Федерации выросла почти в 5 раз и составила 74%. А в сентябре 2025-го было объявлено, что Московские центральные диаметры (МЦД) в ближайшие годы продлят в соседние со столичным регионы. Первыми городами, куда дотянут МЦД, станут Тула, Калуга, Смоленск и Ярославль. На реализацию проекта уйдет около четырех лет. Строительство начнется уже в 2025 году. Мэр столицы Сергей Собянин надеется, что развитие центрального транспортного узла позволит жителям соседних с Москвой регионов работать в столице, но продолжать жить в своих городах. По его словам, новое направление поможет снизить концентрацию людей в мегаполисе.
Сила гиперсити
И все же… «Объективный процесс всеобщей урбанизации неумолим. Разумеется, попытки ухода индивидов или небольших групп как можно дальше от влияния города будут продолжаться, но этот вариант эскапизма обречен на то, чтобы быть сугубо маргинальным явлением. Мир движется к тому, что все его население будет городским», – считал известный российский урбанист Вячеслав Глазычев (Глазычев В.Л. Город без границ. – М.: ИД «Территория будущего», 2011).
То есть все идет к тому, что нашу планету можно будет определить как гигаполис. Наверняка кто-то предложит даже переименовать Землю в Гигаполис…
Но уже сейчас мы все стали участниками процесса превращения мегасити в гиперсити (от греч. hyper – «над», «сверх»). Не сильно ошибаясь, можно утверждать: мега-, мегало-; будущие гигаполисы и нынешние мегасити – это прежде всего коммуникации: транспортные, информационные – все то, что охватывается понятием «инфраструктура» или, по определению современного немецкого философа Петера Слотердайка, «телекратическая техника передачи знаков бытия». А что такое Город как не передача знаков бытия?
«Если мы желаем глубже постичь энергетику властвования на расстоянии, осуществляемого посредством рассылки знаков бытия, то нам следует обратить особое внимание на модус выделения и излучения знаков из центра власти. При этом в фокусе нашего исследования окажется своего рода радиократический ядерный процесс, в ходе которого посредством излучения и испускания образов осуществляется распределение бытия», – пишет Слотердайк в трехтомном magnum opus «Сферы» (1998–2004).
Именно эта эманация власти – власти как метафоры социальной гравитации – и преодолевает центробежные силы цивилизации; склеивает пространство в города, государства, империи. Но склеивает особым образом: главный компонент этой социально-экономической и политической гравитации – инфраструктурные щупальца, растущие из урбанистического ядра.
«Историческое ядро города – очень небольшая по размерам территория, в которой сосредоточены наиболее выдающиеся в архитектурно-историческом отношении сооружения, административный, культурный и деловой центры агломерации, – отмечает Евгений Перцик. – Таковы исторический центр Москвы в пределах Садового кольца; исторический центр Петербурга в условных границах, связывающих главные вокзалы и центральные станции метро; «Священный овал», «Прекрасный Париж» – оба берега Сены от Нотр-Дама до площади Шарля де Голля и от Монмартра до Монпарнаса; центральное ядро Лондона, включающее Сити, Вестминстер и Вест-Энд; южная часть графства Нью-Йорк, занимающего территорию о-ва Манхэттен. Для исторических центров европейских столиц характерна очень плотная застройка, складывавшаяся в течение многих веков».
В этом смысле, говоря о центре власти, городском ядре, о силе его гравитационного воздействия, можно проводить аналогии с астрофизикой: в чайной ложке вещества нейтронной звезды содержится масса, несколько превышающая массу Солнца. Но должно быть еще нечто – не вполне материальное, «свет, воздух и кровь» (по Слотердайку), одухотворенная логистика среды, чтобы называться гиперсити. Недаром, кстати, и название форума БРИКС о будущем городов – «Облачные города». И недаром одна из тем, обсуждавшихся на нем, формулировалась вполне в «облачном» духе: «Город без границ: ожидает ли нас кризис городской идентичности в эпоху цифровых технологий? Как сделать город привлекательным для роботов?»
В такой постановке вопроса самое интригующее то, что до такой формулировки мы дозрели чуть меньше чем за 200 лет. Так, центральные зоны большинства европейских столиц сформировались к середине XIX века, в момент «большого взрыва» железнодорожных коммуникаций. И это был действительно Big Bang…
В России к 1840 году имелось 27 км железных дорог. В 1860 году протяженность железнодорожной сети составляла 1488 верст. Сравните с американскими темпами: в 1830 году длина железных дорог составляла 7,3 мили; через 10 лет, в 1840-м – 3326 миль. В 1830-е годы ежегодный прирост сети железных дорог в США превышал 450 км.
У творцов промышленной революции – англичан к 1838 году протяженность железнодорожной сети составляла около 800 км; через 10 лет – уже 8000 км! В 1845 году английский парламент разрешил к постройке 7 тыс. км железнодорожных линий общей стоимостью около 120 млн фунтов стерлингов.
В конце 1860-х – начале 1870-х годов среднегодовые темпы дорожного строительства в России достигали 1500 км, а с 1893 по 1897 год возросли до 2500 км. Если за 30 лет после пуска Царскосельской дороги в 1837 году было введено в эксплуатацию 5116 км железнодорожных линий, то всего за пять лет, с 1868 по 1872 год – около 9600 км. С 1861 по 1873 год в Российской империи было создано 53 железнодорожных общества с акционерным капиталом 698,5 млн руб. (Компании промышленных предприятий имели акционерный капитал лишь в 128,9 млн руб.) В итоге более 65% акционерного капитала, образованного за эти 12 лет, пришлось на железнодорожное строительство.
Что касается столицы Российской империи, Санкт-Петербурга (в 1850 году в Санкт-Петербурге проживало около 487 тыс., в Москве – около 349 тыс.), то «излучение власти из центра власти» получило мощную «накачку» как раз в связи с созданием ж.д. – сети в середине XIX века. У классика отечественной экономической географии Вадима Покшишевского (1905–1984) находим такую статистику. Первая из железных дорог в Санкт-Петербурге, Московская (Николаевская), открыта в 1851 году; Варшавская дорога – в 1862-м; в конце 1860-х была закончена Балтийская ж.д. (движение до Ораниенбаума открыто в 1864 году, до Балтийского порта дорога доведена в 1870-м). Витебская дорога: несмотря на то что ее Царскосельский участок построен к 1838 году, до Витебска магистраль дотянулась в 1890-х годах (Покшишевский В.В. Промышленная география Петербурга. – СПб.: Фонд развития городского самоуправления «1870», 2024. – 464 с.).
Все это имеет непосредственное отношение к нашей теме. На эту инфраструктурную ж.д.-матрицу нанизывалась вся социально-экономическая жизнь. Города становились узловыми, связующими элементами этой ризомы. Именно – тот самый «модус выделения и излучения знаков из центра власти», «радиократический ядерный процесс», генерация «света, воздуха и крови».
Подтверждения этому тезису легко обнаруживаются на протяжении всей письменной истории цивилизации. Так, анонимный автор трактата «О мире» (80-е годы I тыс. н.э.) описывает технологию администрирования гигантскими пространствами Евразии, покоренными легендарным персидским шахиншахом (с 486 по 465 год до н.э.) Ксерксом:
«Господство над всей Азией, в западной части царства ограниченной Геллеспонтом, а в восточной Индом, было распределено по народностям между полководцами, наместниками и царями, слугами великого царя. В их подчинении находились скороходы, разведчики, вестники и наблюдатели за сигнальными огнями. И столь великолепным было это устройство, особенно посты сигнальных огней, которые по эстафете передавали друг другу знаки от границ царства до Суз и Акбатан, что царь в тот же день узнавал все новое, что происходило в Азии... Поэтому если бы возникло недостойное представление, что Ксеркс действует собственными руками, сам превращает свою волю в действие и осуществляет повсеместный надзор и господство, то это было бы гораздо более неподобающим Богу».
А выдающийся британский историк экономики Энгас Мэддисон (1926–2010), анализируя присоединение Испании к Римской империи (197–14 гг. до н.э.), настаивал: «Основным инструментом романизации местного населения стала урбанизация. Римские поселенцы размещались на стратегически важных территориях. Возникшие города наделялись определенными правами по самоуправлению и привилегированным статусом для новой элиты, в которую входили сенаторы и всадники. Так в Испании родились будущие императоры Рима Траян и Адриан. Романизация способствовала ограничению военного контроля. По распоряжению Августа в Испании оставались три легиона, а через несколько десятилетий было достаточно присутствия лишь одного. Урбанизация была важнейшим инструментом ассимиляции Древним Римом покоренных народов».
При этом, как отмечает полковник в отставке Джон М. Коллинз, – и это непосредственно относится к нашей теме, – «29 «магистралей», общая протяженность которых составляла 80 тыс. км, соединили Рим с каждой из завоеванных провинций».
В итоге: «Норма городского населения Римской империи весьма близка к соответствующему показателю для Западной Европы на 1700 год. Для империи, в которой ВВП на душу населения составлял около 570 долл. (в Западной Европе в 1700 году – около 1000 долл.), это был очень высокий уровень урбанизации» (Мэддисон Э. Контуры мировой экономики в 1–2030 гг. Очерки по макроэкономической истории. М.: Изд-во Института Гайдара, 2012. – 584 с.).
Тень царицы мира
Можно предположить, что у города имеется и некая черта невозврата, перевалив которую он уже необратимо расползается в своей социопространственной экспансии. Так в итоге рождаются мега- и гиперсити. Что это за черта? Каковы количественные (измеримые) параметры ее? Все это вопросы, которые осторожно избегает пока современная урбанистика, удовлетворяясь экстраполяциями и аппроксимациями данных чистой феноменологии.
Возможно, для этих целей лучше всего подходит теоретический инструментарий термодинамики. И, в частности, энтропийный анализ.
В начале ХХ века профессор Йенского университета Феликс Ауэрбах издал книгу «Царица мира и ее тень» (русский перевод был опубликован в 1913 году). Книга посвящена научному исследованию понятий «энергия» (царицы мира) и «энтропия» (ее тень; обозначается S). Коротко говоря, любая система, предоставленная самой себе, стремится перейти из состояния менее вероятного (упорядоченного) в состояние более вероятное (равномерно распределенный хаос). Так вот появление и рост мегаполисов связаны с понятием энтропии через идею изменения соотношения порядка и хаоса в городской системе.
Мерой этого соотношения и выступает энтропия. Или, как она вводится в термодинамике, приведенное тепло: S = Q/T, где Q – тепло, Т – абсолютная температура. В предельно упорядоченной физической системе, где не производится тепло, энтропия равна нулю. В космологических масштабах энтропия, как предполагается, приводит к тепловой смерти Вселенной. Однако это положение справедливо только в том случае, если Вселенная – закрытая система. Но это, как и то, что Вселенная – открытая система, пока никак не доказано.
Как замечает автор Telegram-канала «Гегель. Философия и наука», рассуждая о тепловой смерти, «этот научный факт звучит как приговор: все, что мы создаем – города, искусство, отношения, – обречено на распад. Парадокс энтропии заключается в том, что мы, осознавая неизбежность хаоса, продолжаем стремиться к порядку, красоте и смыслу».
Города как раз и можно рассматривать в качестве антиэнтропийных машин цивилизации и эволюции. Из более или менее равномерно распределенных пространств, субстанций и объектов создаются «сгустки», упорядоченные низкоэнтропийные структуры – города. Грезофарсное превращение планеты Земля в гиперсити Земля – этот как раз предел локального антиэнтропийного процесса. Дальнейшее упорядочивание должно коснуться звездных систем, галактик и в идеале всего Космоса. Такие философские концепции тоже существуют.
Рост мегаполисов, превращение их в гиперполисы и гиперсити сопровождается, как мы показали выше, увеличением энергетического и информационного обмена (номадическое поведение больших групп Homo sapiense, потоки товаров и цифр), что приводит к росту локального порядка и снижению энтропии внутри городской структуры, например в транспортных сетях.
Но при этом в масштабах планеты рост мегаполисов сопровождается общим возрастанием глобальной энтропии: потребление ресурсов, загрязнение среды, энергетические потери – все это ведет к увеличению хаоса и нестабильности в глобальной системе «Земля»…
Впрочем, контролируемая энтропия (не слишком большой хаос, но и не застой) никогда не помешает. В абсолютно упорядоченной системе – тоже не жизнь.
Константин Ремчуков