Тихое помешательство

Шекспир, конечно, великий автор, но зачем же столько переводов его сонетов? Неизвестный художник. Портрет Шекспира. XIX век. Шекспировская библиотека Фолджера, США

«Не пора ли замахнуться на Уильяма нашего Шекспира?» – «А что – и замахнемся!»

Этот мини-диалог из старой кинокомедии давно стал расхожей репризой в шутливых дружеских беседах. И, что самое забавное, сбылся в действительности.

В год 400-летия со дня кончины Шекспира объявили о намерении воздвигнуть в Москве памятник великому англичанину. Если это намерение воплотится, то в здании Старого английского двора (Варварка, 4) будет уместно не только поставить монумент, но и организовать мемориальную библиотеку всех изданий Шекспира на русском языке. Более чем 200-летняя русскоязычная шекспириана – особое явление в европейской культуре. Но, как и положено, явление не обходится без издержек.

Просматривая содержимое литературных сайтов Интернета, нетрудно заметить, что перевод сонетов Шекспира на русский язык – занятие, сделавшееся чем-то вроде массового тихого помешательства. По самым скромным подсчетам, только за последние полтора десятка лет общее количество полных русских переводов сонетного цикла перевалило за 200 – если учитывать версии, выложенные в Сеть. Количество версий, запертых в столах и погребенных в бумажных архивах, неизвестно. Примерно 10–12 версий сумели добраться до печатного станка и выйти в свет скромными тиражами от 300–500 до 1000–1500 экземпляров. Основную массу тиражей переводчики сами забрали из типографий, в книготорговую сеть поступили считаные десятки экземпляров, преобладающая доля их остается нераспроданной.

Не желая обижать переводчиков и по этой причине не называя ничьи имена, скажем без обиняков: большинство переводческих версий, с которыми довелось ознакомиться, плохи. Плохи, разумеется, неодинаково – одни просто плохи, другие очень плохи, третьи ужасающе плохи, четвертые вообще никуда не годятся и не имеют никакого отношения к литературе. Конечно, есть удачные и талантливые версии, но выделять их не будем по вышеупомянутой причине: никаких имен и никаких обид.

Примечательно, что переводы шекспировских сонетов, в советское время выполненные Самуилом Маршаком, во всей этой истории играют роль отправного пункта. Многочисленные домаршаковские переводы массовому читателю почти неизвестны – к ним обращаются разве что специалисты-филологи. Полностью впервые опубликованные в 1948 году, маршаковские переводы имели оглушительный успех. Их долго нахваливали и превозносили. Затем процесс пошел в другую сторону – маршаковские переводы начали поругивать, сперва робко, затем смелее, затем начали ругать во весь голос. Основания для критического отношения к маршаковским переводам были более чем достаточные. Но дискуссии маршакистов и антимаршакистов проходили в стороне от массовой читательской аудитории. И не стоит воспроизводить перипетии тех дискуссий, поскольку к предмету разговора они, как ни странно, отношения не имеют.

Куда важнее прочно укрепившаяся в читательском сознании иллюзия, согласно которой сонеты Шекспира – нечто совершенно уникальное и невообразимое по степени совершенства, высочайший и недосягаемый образец лирики всех времен и народов, а потому русские переводы их, в свою очередь, обязаны быть пределом совершенства; но поскольку совершенству пределов нет, то производить на свет все новые и новые переводы шекспировских сонетов – дело святое, нужное и богоугодное, кое не должно прекращаться никогда. Эту перфекционистскую утопию мы сейчас видим во всей красе и на пике подъема. Цель размыта и утрачена, смысл деятельности – в движении, результат – ничто, процесс – все.

Боже упаси попробовать намекнуть очередному переводчику шекспировских сонетов, что Уильям Шекспир был гениальным драматургом, но не особо выдающимся лирическим поэтом, что среди его предшественников и современников есть гораздо более талантливые лирики-сонетисты, что на общем фоне шекспировского наследия сонеты выглядят достаточно скромным приложением, что они давно просмотрены на свет, развинчены на мелкие детали, откомментированы крест-накрест и по диагонали, сверху донизу и снизу доверху, что никаких тайн и загадок в них нет. Утопист-перфекционист пропустит эти доводы мимо ушей. И будет прилежно делать 201-й (а может, 1587-й или 3734-й – кто знает?) вариант перевода.

В этом массовом увлечении, действительно похожем на тихое безобидное помешательство, нет ничего предосудительного. И даже не хочется критиковать совсем наивных и неумелых переводчиков-дилетантов, которые пытаются освятить именем Шекспира невообразимую графоманскую чепуху на русском языке. В конце концов люди предаются этому занятию добровольно, искренне, в свободное время и за собственный счет. А стало быть, никто не имеет права чинить им препятствия. Единственное, что перфекционисты-шекспироманы должны знать твердо: им уже вряд ли удастся привлечь внимание читателей и филологов к новым свершениям. Почему – поясним на примере. Представим: читатель приходит в книжный магазин за вполне определенной книгой иностранного автора – а ему предлагают 200 изданий этой книги в переводе 200 разных лиц. С внешней стороны, это роскошно – какое изобилие, какое разнообразие подходов, какая цветущая сложность! А по здравом размышлении – чистейшей воды нонсенс, нечто вроде шукшинского «забега в ширину». У кого найдется время и желание вычитывать все 200 версий только с целью выбрать из них лучшую?

Иначе говоря, русские переводчики сонетов Шекспира, практикуя откровенный демпинг, довели рынок до затоваривания. Предложение настолько превысило спрос, что обязать читателей-покупателей уделять внимание все новым и новым образцам одного и того же товара более невозможно. У похвального стремления к совершенству обнаружилась абсурдная сторона. Но из всех видов окружающего абсурда переводческая шекспиросонетомания – абсурд не самый плохой и самый безобидный.