0
3581
Газета Персона Интернет-версия

07.10.1999 00:00:00

Владимир Глоцер: "Разбудить память о происшедшем десятилетия назад..."

Тэги: Хармс, Глоцер


Фото Александра Гусева
-Я только что, в сверке, прочитал вашу книгу. Очень трогает - так что хочется иногда и плакать, но, как мне кажется, эти воспоминания, может быть, не вполне способствуют пониманию собственно творчества Хармса. Речь здесь идет о вещах настолько бытовых и настолько печальных, что лучше бы я их и не знал...

- Видите ли, жизнь человека может непосредственно не соприкасаться с тем, что он писал. Например, выводить жизнь Зощенко из жизни его героев неестественно, наверное, как и выводить жизнь Хармса из образов и поведения его героев. Но Зощенко жил рядом со своими героями, так же как и Хармсу был знаком мир его персонажей. Эта книга, по-моему, не только не мешает, а, напротив, способствует пониманию Хармса.

- Какова история книги?

- Мечта разыскать жену Хармса владела мною довольно долго. Но на дворе были годы, совершенно тому не способствующие, - 1960-е, 70-е, а потом прошел слух, что ее уже нет в живых. Тем не менее я продолжал надеяться и предпринял розыск. Я знал, что Марина Владимировна жила десятилетия в Южной Америке, в Венесуэле. Дочь ее подруги (а по другим данным - двоюродной сестры, с которой Марина Владимировна была в переписке) дала мне ее адрес. Но оказалось, по этому адресу разыскать ее было уже невозможно. К тому времени Марина Владимировна не содержала уже книжный магазин в Валенсии. Тогда я пошел по проторенному пути: обратился к послу Венесуэлы в Москве Хесосу Фернандесу с просьбой отыскать Марину Вишес (Уишес), эта фамилия была в адресе. Мне помогали даже сотрудники посольства, у которых родственники живут в Валенсии, но и с их помощью найти Марину Владимировну мне не удалось. Но все же я не терял надежды. И вдруг я узнаю, что у художника Леонида Тишкова, с которым мы сделали несколько книг Даниила Хармса, устраивается в столице Венесуэлы Каракасе персональная выставка. Я попросил его помочь в поисках. Опуская подробности, скажу, что венесуэльская знакомая Леонида Тишкова, Мария Дельгадо, разыскала Марину Владимировну. Тогда через Тишкова я попросил Марию Дельгадо поскорей посетить Марину Владимировну и расспросить ее о Хармсе. Но до меня долетело только то, что она уже ничего не помнит, кроме того, что Хармс очень любил девушек.

Тем не менее я наконец знал адрес, написал Марине Владимировне письмо и получил ответ. Она приглашала меня к себе. "Приезжайте, мы напишем с вами книгу, и большую". Когда мы уже встретились, она как-то объяснила, почему не стала тогда рассказывать о Хармсе моей посланнице: "Ну что же я так вдруг ни с того ни с сего стану рассказывать о Дане незнакомому человеку"...

Я стал собираться в дорогу. Кое-кто из знакомых меня отговаривал: а вдруг она уже ничего не помнит? Вы потратите такие деньги, на которые года два можно жить спокойно. Но когда я принял решение, они же снабдили меня еще одним портативным магнитофоном.

Через двадцать часов дороги я достиг дома Марины Владимировны. Передо мной предстала очаровательная маленькая женщина, легко, как девочка, пробегающая по своей просторной квартире... Мы виделись больше двух недель - и каждый час я искал возможность, чтобы разговорить Марину Владимировну, чтобы она рассказала о Хармсе и о себе. Это были продолжительные беседы - некоторые эпизоды она рассказывала по нескольку раз, что тоже было важно, поскольку в каждом рассказе появлялись какие-то подробности, которых не было в первом, втором варианте, и всякий раз я слушал ее как впервые.

- Рассказ Марины Владимировны содержит много бытовых деталей. А как она жила, когда вы ее увидели?

- Она уже довольно пожилой человек, перенесла инсульт. Раньше она держала книжный магазин, в котором продавалась литература главным образом по мистике. Но этого магазина давно нет.

- А фамилия Дурново, которую она носит, - это фамилия последнего мужа?

- Муж, Юрий Дурново, тоже уже покойный. Когда мы виделись, она жила уже одна, и единственным ее живым собеседником в доме был попугай Кучи, с которым она очень нежно разговаривала. А через две недели после моего отъезда она навсегда покинула Венесуэлу и уехала к своему сыну и внучкам в США...

- А на каком языке вы говорили с Мариной Владимировной?

- Она говорит и по-русски, но гораздо свободнее теперь - по-испански (все-таки полвека в Венесуэле) и, конечно, по-французски. Мы общались на русском, но в свою речь она вставляет и испанские слова. Это меня не смущало. Главное для меня было - разбудить ее память о происшедшем не меньше 60, 70, даже 80 лет назад. И дело здесь было не в наводящих вопросах. Я предлагал ей поле для воспоминаний, и она погружалась в них, возвращаясь в свою молодость. Это ни в коем случае не был связный рассказ, связные воспоминания. Они шли наплывами и, конечно, не в хронологической последовательности. Эти беседы носили для Марины Владимировны исповедальный характер. Иногда она надолго умолкала, не в силах унять волнения. Прошло много десятилетий, и, казалось бы, можно было никого и ничего не стесняться, не бояться кого-то обидеть и так далее. Но Марина Владимировна - человек редкой деликатности и чистоты. И для нее немыслимо потревожить чью-то память неосторожным словом.

- И тем не менее, скажем, цитирую следующее: у него, пишет Марина Владимировна, то есть у Хармса, "было что-то неладное с сексом"...

- Вы вырываете фразу из контекста. Это воспоминания женщины, жены, а не бестелесного существа. Женщины, которую он любил и которая любила его. Она просто объясняет его многочисленные увлечения.

- Вместе с тем Марина Владимировна, как мне показалось, очень доброжелательно вспоминает Алису Порет, первую жену Хармса Эстер Русакову, несмотря на то что ревность - по крайней мере в те годы - должна была быть несомненно...

- Прошло почти 70 лет... Даже если бы были какие-то сверхъестественные страсти (а Марина Владимировна, безусловно, не человек страстей, а человек чувств), и то они были бы приглушены десятилетиями. Она беспощадна в первую очередь в отношении себя самой. Она могла бы приукрасить себя - пускай невольно! - так бывает по прошествии лет, но она не из тех людей, которые поступаются правдой себе в угоду. Поэтому воспринимаешь ее слово с верой и уважением.

- Мне показалось, что в ее словах есть и доля обличения: она говорит, что никогда не сможет и не хочет быть в России - и с Россией.

- Да, вы правы. Из ее воспоминаний вырисовывается образ времени - и не одного-двух годов, а достаточно протяженного, от ее рождения и до того времени, когда она покинула страну. Поэтому она говорит, как чувствует. А что вы хотите? После того, что произошло с ней, с ее семьей, с Даниилом Ивановичем... после того, что было сделано со всей ее жизнью, - как еще она могла говорить? Вопрос не стоит: прощаю - не прощаю, все гораздо объемнее.

- Почему все-таки Марина Владимировна стала так откровенно говорить именно с вами?

- Наверное, она увидела во мне человека, который так много знает о жизни Хармса, что с ним можно говорить о Дане. Но сколько бы я ни знал о Данииле Хармсе - в воспоминаниях Марины Дурново для меня, конечно, было очень много нового и неизвестного. Когда я жаждал каких-то подробностей, она говорила: "Хотела бы я посмотреть на человека, который бы спустя полвека рассказал вам в деталях о происшедшем!" И вместе с тем эти подробности есть в каждом ее рассказе. Без них любой эпизод был бы мертвым. Марина Владимировна не раз повторяла: "Что толку, если я буду врать?"

- Все-таки из тех же воспоминаний следует, что Даниил Иванович не очень-то допускал Марину Владимировну в свою жизнь...

- Она рассказывает столько и только о том, что она помнит... Я не подставлял свои знания. То, что сохранила ее память - хоть эти воспоминания и лаконичные, - дает представление о Хармсе, его поведении и образе жизни.

- В тексте цитируются стихи, письма Хармса, приведен протокол последнего обыска - что, Марина Владимировна все это помнила?

- Я ничего не воспроизвожу по своей воле. О каких-то стихах и письмах она помнила или я мог ей напомнить, а протокол обыска чудом у нее сохранился. В книге он приводится впервые. Я привез Марине Владимировне многие книги Хармса, вышедшие у нас, и публикации, связанные с ним. Я был первым человеком более чем за полвека, который приехал к ней и расспрашивал о Данииле Хармсе.

Марина Владимировна сама сознавала сложность предстоящей работы. "Что вы с этим всем собираетесь делать?" - спрашивала она. "Я бы хотел, чтобы из этих наших бесед сложилась книга", - отвечал я. "О, это очень трудно", - говорила она.

- А Марина Владимировна знает о посмертной славе Хармса в сегодняшней России?

- Она знала об изданиях за границей и давала на них разрешения, поскольку, как наследница, она обладатель авторского права. Она останется им и в следующем веке. И, конечно, она радуется славе Хармса на родине!

- Какова дальнейшая издательская судьба вашей книги?

- Есть предложения и здесь, в России, и заграничные. Но дело даже не в этом. Эта жизнь меня потрясла, и я хотела бы, чтобы она так же была воспринята читателем. Мы очень много уже прочитали про 1920-е, 30-е, 40-е годы - и вместе с тем мне кажется, что воспоминания Марины Дурново как росой омывают события тех лет. Это то художественное (я не имею в виду - вымышленное) восприятие жизни, которое она сумела извлечь из своей памяти и которое необычайно важно для сегодняшнего человека - сколько бы ему ни было лет. Честно говоря, я не припомню, чтобы у меня когда-либо была более сложная литературная работа.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Беженцам из приграничных регионов облегчат трудоустройство

Беженцам из приграничных регионов облегчат трудоустройство

Ольга Соловьева

Правительство РФ будет ежегодно обновлять пятилетний кадровый прогноз

0
825
Сверхдорогая ипотека в России – это надолго

Сверхдорогая ипотека в России – это надолго

Михаил Сергеев

0
1511
На складах инфляция не замирает, а ускоряется

На складах инфляция не замирает, а ускоряется

Анастасия Башкатова

Цены растут в том числе из-за нехватки площадей для хранения товаров

0
1306
Правительство одобрило выпуск необеспеченных облигаций "Роскосмоса"

Правительство одобрило выпуск необеспеченных облигаций "Роскосмоса"

0
659

Другие новости