0
2187
Газета Стиль жизни Интернет-версия

26.12.2001 00:00:00

Мечты, которым не довелось сбыться

Тэги: мравинский, дневники


Я позвонила в Санкт-Петербург Александре Михайловне Вавилиной, вдове великого дирижера Мравинского, в связи с тем, что готовлю новую книгу "Записки иностранки", куда войдет цикл работ о наших выдающихся музыкантах, в том числе и о Евгении Александровиче Мравинском. Хотела узнать, смогу ли получить те уникальные фотографии, которые Александра Михайловна мне давала при публикации моего очерка в газете "Советская культура", а также выяснить, где и когда были изданы дневники Мравинского: отрывки из них в тогдашнем своем материале я использовала.

То, что эти драгоценные записи за прошедшие десять лет так и не будут обнародованы и все попытки к их изданию упрутся в стену, мне в голову не приходило. Когда я их читала, разбирала почерк Евгения Александровича, представляла: какой подарок ждет его почитателей, какой явится вклад в сокровищницу отечественной - да и мировой - культуры.

Так вот, дневники, как выяснилось, остались пока в папках. И к предстоящему юбилею, столетию музыканта (2003 г.) интереса пока не возникло: гробовая тишина. И еще: могила его на Богословском кладбище дважды подверглась надругательству. Вандалов соблазнила бронза в ажурной композиции с распятием Христа. Мравинский был глубоко верующим человеком. Вдова, чтобы поставить надгробие, продала самое дорогое: свой инструмент, флейту.

Помню, после командировки в Ленинград (город еще так назывался), хотя материал был уже запланирован, завизирован главным редактором, я с тревогой поглядывала на телефон. Как было обещано, послала Александре Михайловне текст, и с первым чтением обошлось. Но она стала его изучать, вгрызаться, искать огрехи, и, что совсем худо, не мои, а свои: сболтнула-де лишнее. Уберите, говорила, про мое увольнение из оркестра, это мелочь, к главной теме, Мравинскому, отношения не имеет. Хотя получила она сообщение об увольнении в день годовщины смерти мужа, после концерта, посвященного его памяти. Про флейту, проданную, чтобы заказать памятник, тоже запретила упоминать. И сейчас, предвижу, рассердится за разглашение сведений, которые я уже не от нее получила: прослужившая столько лет в прославленном оркестре, замечательный педагог, она, Александра Михайловна, существует на пенсию в семьсот девяноста два рубля, то есть, по курсу, на 27 долларов в месяц. Между тем и здесь, в США, по телевизору рекламируются компакт-диски классической музыки, и циклы записей Мравинского присутствуют в этом золотом фонде постоянно. Понимаю, детский вопрос, но все-таки: куда эти средства идут, в чей карман, в то время, когда вдова дирижера бедствует? Или это тоже "мелочь"?

В начале 90-х, когда я собирала материал для статей о Голованове, Оборине, Гилельсе, Когане, Юрлове, Кондрашине, в судьбе каждого открывалась драма. Веяния гласности позволили определить ее истоки: всех их душил, калечил режим. Мравинский же по своему рождению, происхождению был обречен изначально. Чудом уцелел, но всю жизнь чувствовал на себе мету чужого...

Теперь вот думаю: мы ведь ждали перемен, в них верили, и такие настроения, обнадеженность остались в тех моих текстах. Оказалось - мечты, сбыться которым не довелось. Те же безразличие к личности, к человеческой жизни, безнаказанность в осквернении святынь...

В Москве, в Брюсовском переулке, фасады домов сплошь увешаны памятными досками в честь выдающихся деятелей культуры, там живших. Практически все они водружены были при советской власти. А вот Ивану Семеновичу Козловскому не повезло: он, долгожитель, ушел в другие уже времена, и некому, кроме родственников, заботиться об увековечивании его памяти на доме, где и я когда-то бывала. Найдут средства - пожалуйста, препятствий не возникнет. А если средств нет? Откуда им взяться, если, когда Козловский на сцену выходил, тогдашняя власть присваивала львиную долю его гонораров.

Вспомнив про одно ведомство, решила туда позвонить - в российское Министерство культуры.

Не хотелось бы показаться наивной, хотя и наивность бывает годна как уловка, подхлест хотя бы самой себя к действию - ну, да, понимаю, - не сулящему результатов. Поэтому, что называется, не охолонув, после звонка в Санкт-Петербург набрала номер приемной министра культуры. То, что меня с ним не соединят, догадывалась. Обещание секретаря, что доложат и, если он выкажет интерес, сами перезвонят сюда, в США, оценила трезво: не дождусь никогда.

Напомнила о себе еще раз, сама над собой надсмехаясь: чего лезу! Не сплю, жду, когда там, за океаном, начнется рабочий день, а секретарь опять скажет: министр занят, у него совещание, он в командировке. Так и было. Но я все же добилась - беседы с высокопоставленным чиновником.

И окунулась туда, в прошлое. Тебя как в зыбучий песок засасывает. Не называю собеседника, так как в его лице воскресли предшественники, с которыми раньше приходилось общаться. И позиции прежними остались: мой напор раздражал еще тем, что корысть мою личную распознать почему-то не удавалось. Где она, в чем? А без этого как же? И еще ведь из Штатов звонит.

Тут чиновника, видимо, и осенило: "Если помощь придет из Америки, - услышала, - это кстати бы было для наших проектов". - "Что?" - Я не поверила своим ушам. Он помедлил, не то чтобы смутившись, а желая, не без усилий, дать свои разъяснении поотчетливее. "Ну┘ соотечественники за рубежом, наверно, могли бы собрать какие-то средства. Вот вы говорите, памятник, а возможен и фестиваль к юбилею".

До того он изъяснялся, употребляя местоимение "мы": мы, Министерство культуры, мы, должностные лица, наши полномочия, наша ответственность┘ Ну, я и ответила ему в том же ключе: "Вы - вы! - всех нас обманули, обобрали и еще смеете что-то просить?!"

Пауза. Через тысячи километров донеслось, как он там, у себя в кабинете, заметался. Но скорее и я, и мой собеседник поддались, как дурману, прошлым стереотипам. Положит он трубку, и наваждение рассеется: "Что это я? Подумаешь, позвонила какая-то, не беда, если и напишет, все они пишут, а что с того?"

Да, прав. Российские журналисты, да и читатели, знают, успели привыкнуть, что свобода прессы у нас обернулась полной потерей влияния. Разоблачения? Да никто ничего уже не боится. И тем более не стесняется.

Впрочем, я нашла способ отряхнуться от наваждения. Вспомнила, что в российской действительности чиновник был и есть призрак, миф, и только когда мы перед ним пасуем, он обретает плоть, реальность. Порождение наших страхов, неуверенности в себе - вот что такое отечественное чиновничество. Их сила - именно в нашей слабости. И надо их трясти, доставать, выводить из спячки.

Колорадо, США


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Правительство донастраивает налоговую систему перед реформой

Правительство донастраивает налоговую систему перед реформой

Ольга Соловьева

Бюджет оплатит закупку лекарств от разных форм гепатита

0
1006
Путин собрал голоса 76 миллионов избирателей из 112 миллионов

Путин собрал голоса 76 миллионов избирателей из 112 миллионов

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Партийные кандидаты показали патриотические чувства и локальные успехи

0
1005
Россияне подолгу хранят верность своим старым машинам

Россияне подолгу хранят верность своим старым машинам

Анастасия Башкатова

Автовладельцы ищут способы сэкономить на запчастях и ремонте

0
969
Гастарбайтеров можно и штрафовать, и выдворять

Гастарбайтеров можно и штрафовать, и выдворять

Екатерина Трифонова

Нелегальный мигрант попытался найти защиту у Конституционного суда РФ

0
907

Другие новости