Станислав Минин
Когда откладываешь просмотр игры на потом, не хочется знать ни счета на табло, ни иных подробностей. Фото Reuters
Рассказывают, что у китайского реформатора Дэн Сяопина летом 1990 года были причины сердиться на родных. И я хорошо его понимаю. Они сообщали Дэну счета матчей чемпионата мира по футболу, которые он хотел посмотреть в записи. Что за люди? О каком Дао-пути с ними можно говорить?
Дэн Сяопин жил такой жизнью месяц. Я живу так практически все время – во враждебном мире, который делает все, чтобы лишить меня удовольствия. Я выбрал путь невротика, которому уже недалеко до маньяка.
Здороваясь, я в первую очередь говорю: «Ни слова про Кубок Стэнли! Я не смотрел еще игру, не желаю ничего знать». Только потом я жму руку. В это время главное – долго не смотреть на человека. По его мимике можно понять, чем завершилась игра.
Когда на «России-24» начинаются новости спорта, я хватаю пульт, чтобы вовремя убрать звук. Вовремя не всегда получается. Если ведущий произносит слова «россиянин Никита», то я уже понимаю, что речь о Никите Кучерове. Значит, он забил. Значит, «Тампа Бэй» наверняка выиграла у «Рейнджерс». Если вдруг звучит волшебное «дабл-дабл», то и тут все понятно. Наверняка это про Тимофея Мозгова. Кто из наших еще успешно играет в баскетбол за океаном? А раз про Мозгова, значит, «Кливленд» сделал еще один шаг к финалу Национальной баскетбольной ассоциации.
Если в выходной я звоню родителям, то предпочитаю, чтобы трубку поднимала мама. По папиной интонации я сразу пойму, как сыграл «Манчестер Юнайтед», матч которого я задумал посмотреть поздно вечером. Впрочем, и в этой логической конструкции случаются сбои. «Ну что, проиграли твои финны?» – сочувственно сказала мне как-то мама в ответ на «Привет!». Ага, проиграли. Спасибо, мама. Как раз хотел сказать, что только вернулся домой и хоккей посмотреть не успел.
Мой пятилетний сын, думаю, удивится, когда узнает, что можно спалить дом или палить из ружья. Как это? Палят ведь счета хоккейных, футбольных и баскетбольных матчей. «Ну что, не палить тебе «Анахайм»?» – спрашивает он, когда я возвращаюсь с работы. «Нет! – кричу я. – Ни звука! Ни слова!»
«Не говори ничего про «Анахайм» – «Чикаго»!» – сказал я своему коллеге Юре на дневной летучке во вторник. Все соцсети были мною выключены, новости спорта на ТВ заблаговременно приглушены, коллеги и родные напуганы, опасность исходила только от Юры. «Не скажу, – ответил мне он. – Но посмотри обязательно. Отличный был матч! Получишь огромное удовольствие!»
Вечером я, наконец, добрался до ноутбука и включил матч. В первом периоде мой «Анахайм» ведет 3:0 при соотношении бросков 10:0. Конечно, я получаю удовольствие. Тут Юра прав. Но он за «Анахайм» не болеет, а матч назвал отличным. Это еще почему? Напрягаюсь.
«Чикаго» отыгрывает две шайбы во втором периоде. «Анахайм» забивает четвертый гол незадолго до конца встречи. 4:2, мои впереди, игра хорошая. Но чтобы отличная, к тому же по Юриным критериям? Сильно напрягаюсь. Настроение начинает портиться.
Полторы минуты до конца матча. 4:2, «Чикаго» снимает вратаря, и их капитан Джонатан Тэйвз забивает гол. И практически тут же еще один. 4:4! Значит, будет дополнительное время. Значит, «Анахайм» за минуту растерял преимущество в две шайбы. Юру я готов обругать последними словами. Теперь понятно, почему матч отличный. Но как мне получать удовольствие от игры, в которой моя команда забивает, ведет в счете, а я практически уверен в том, что впереди катастрофа?!
Все закончилось хорошо, «Анахайм» забил быстрый гол в дополнительном периоде и победил. Моя рука не дотянулась до аптечки с успокоительным…
Если я по какой-то причине не посмотрел в прямом эфире матч любимой команды, а в телефоне знакомо курлычет смс или сообщение в Facebook, значит, меня поздравляют с победой. Удовольствие от того, что увидишь все сам чуть позже и без лишних сведений, подпорчено. Но хотя бы сберегли нервы. А если ничего в телефоне не курлычет? Что это значит? Проиграли, что ли?
Идет последний чемпионат мира по хоккею. Откладываю на полуночный час просмотр четвертьфинала Финляндия–Чехия. С детства болею за финнов, но сейчас вживую нужно посмотреть футбольную Лигу Европы. В 23.30 Facebook подает мне сигнал. Кто-то обо мне вспомнил. Выиграли, должно быть, финны.
Сажусь смотреть. Чехи играют лучше, но финны ведут. Чехи сравнивают, близится конец матча, но… кто-то ведь меня поздравил. Чехи выигрывают в концовке, в гневе хватаю телефон, открываю Facebook. Оказывается, меня не поздравляли. Мне сочувствовали…
Футбольный Кубок африканских наций. Заключительные матчи группового турнира. Экваториальная Гвинея играет с Габоном, а в левом верхнем углу то и дело появляется счет параллельной встречи Конго–Буркина-Фасо. Не хватает зла и печатной лексики. Для чего это делается? Для кого эти методичные включения с другого стадиона, из-за которых ты начинаешь завывать, как пациент психиатрической клиники, лезть под стол, загораживать экран пустой тарелкой? Неужели неясно, что если нашелся сумасшедший, который в свободное время смотрит Габон и Экваториальную Гвинею, то он и Конго с Буркина-Фасо затем посмотрит в записи и с удовольствием?! Если счет не узнает…
Невроз прогрессирует. Окружающая действительность, а не только соцсети, спортивные сайты, теленовости или коллеги по работе, начинает вызывать подозрения…
Последний тур чемпионата Испании. Комментирую матч «Осасуны» и «Бетиса» на ТВ. Не хочу при этом знать, как в параллельном матче играет «Гранада». Приеду домой – посмотрю. Героически загораживаю рукой всплывающие в углу экрана таблички. Интернет выключен, а мой матч останавливают из-за обрушения трибуны. Трансляция затягивается, но я по-прежнему ничего не знаю о том, как дела в Гранаде.
После окончания игры мимо комментаторской комнаты пролетаю пулей. Особенно опасаюсь встречи с тем, кто работал матч «Гранады». Выбегаю из «Останкино». Сажусь в такси.
По радио у водителя – шансон. Как хорошо! Катька, наводочка, легкая походочка, бумц-бумц. Главное, что нет спорта. Нет новостей о последнем туре чемпионата Испании.
Мимо нас проносится машина. Из открытых окон доносятся смех, радостные крики.
Вжимаюсь в кресло…
Они что-то празднуют. Но что? За кого они болели? За «Гранаду»? Или за «Вальядолид»?
И тут я вспоминаю, что еду по ночной Москве. И никому здесь нет дела ни до какой «Гранады». А таксист везет домой безумца.
