Любимец правительства

Гостиница «Англетер» (слева), где 28 декабря 1925 года был найден мертвым Сергей Есенин. Фото 1930 года

Из милицейского протокола: «20 января с.г. гр-н Есенин, явившись в кафе «Домино», начал придираться без всякого повода к посетителям и кричал: «Бей жидов»... Милиционер... Громов предложил гр. Есенину следовать в милицию, на что он ответил отказом и стал оказывать сопротивление, нанося удары милиционеру, и лишь с помощью дворников был доставлен в отделение милиции. Дорогой в милицию гр-н Есенин продолжал буйствовать и кричать «бей жидов» и т.д.».

Вот что удивительно – как удавалось Есенину, в хмельном буйстве кричавшему на всех углах «Бей жидов и коммунистов!», отделываться лишь составлением таких протоколов? По словам Андрея Соболя, «так крыть большевиков, как это публично делал Есенин, не могло и в голову прийти никому в советской России. Всякий, сказавший десятую долю того, что говорил Есенин, давно был бы расстрелян». Это подтверждает и Федор Раскольников: «Как скандалист и дебошир он (Есенин) был известен всем милиционерам Центрального района Москвы, но его не трогали».

Между тем в стране действовал декрет, подписанный Лениным 25 июля 1918 года, в котором говорилось: «Совет Народных Комиссаров объявляет антисемитское движение и погромы евреев гибелью для дела рабочей и крестьянской революции и призывает трудовой народ Социалистической России всеми средствами бороться с этим злом. Совнарком предписывает всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона». Декрет действовал, и многие понесли по нему суровое (вплоть до расстрела) наказание.

В книге «Алмазный мой венец» Катаев утверждает: «Королевич (так Валентин Петрович называет Есенина) был любимцем правительства. Его лечили. Делали все возможное. Отправляли неоднократно в санатории. Его берегли как национальную ценность. Но он отовсюду вырывался». Действительно, поэта охотно печатали, хорошо оплачивали, выпускали за границу, пытались лечить, вытаскивали из различных переделок. Организовали в конце концов помпезные похороны и издали посмертное собрание сочинений.

Заботу «правительства» о Есенине подтверждает и письмо Христиана Раковского Дзержинскому от 25 октября 1925 года: «Дорогой Феликс Эдмундович! Прошу Вас оказать нам содействие – Воронскому и мне, – чтобы спасти жизнь известного поэта Есенина – несомненно самого талантливого в нашем Союзе. Он находится в очень развитой стадии туберкулеза (захвачены и оба легкие, температура по вечерам и пр.). Найти, куда его послать на лечение, нетрудно. Ему уже предоставлено было место в Надеждинском санаториуме под Москвой, но несчастье в том, что он, к несчастью его хулиганского характера и пьянства, не поддается никакому врачебному воздействию. Мы решили, что единственное еще остается средство заставить его лечиться – это Вы. Пригласите его к себе, проборите хорошо и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать... Жаль парня, жаль его таланта, молодости...» Косноязычие письма объясняется тем, что автор его – болгарин по национальности.

Письмо искреннее. Смущает, правда, зловещее предложение приставить к Есенину «товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать». С другой стороны, кого еще мог посоветовать Раковский на эту незавидную роль – Демьяна Бедного? Артема Веселого? Михаила Голодного? Ивана Приблудного? Петрова-Водкина?

Но почему Катаев выбрал такую странную и уклончивую формулировку – «любимец правительства»? Бухарин, например, тоже был «правительством», но Есенина на дух переносить не мог. Так чьим же любимцем в действительности был Есенин?

Известны приятельские отношения поэта с Яковом Блюмкиным. По воспоминаниям Владислава Ходасевича, Есенин однажды предложил понравившейся ему девушке: «А хотите поглядеть, как расстреливают в ЧК? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою». В 1920 году, когда Есенина арестовала ЧК, Блюмкин оказал помощь поэту, обратившись с ходатайством отпустить его на поруки.

Значительное место в жизни Есенина занимал Александр Воронский, ставший в начале 20-х годов одним из ведущих идеологов советской литературы. С 1917 по 1920 год Воронский был членом ВЦИКа. В 1923 году примкнул к «левой оппозиции» и подписал (с некоторыми оговорками) «Заявление 46-ти». Дело в том, что 8 октября этого года Троцкий направил в ЦК РКП(б) письмо, в котором выражал свои опасения в связи с недостатком внутрипартийной демократии. Через неделю после этого появилось «Заявление 46-ти», подписанное авторитетными партийцами и адресованное Политбюро ЦК РКП(б). «Заявление» поддерживало и развивало идеи Троцкого и послужило идеологическим фундаментом «левой оппозиции».

С 1921 года Воронский редактировал журнал «Красная новь», при котором создал писательскую группу «Перевал». Есенин познакомился с Воронским в октябре 1923 года и с тех пор регулярно печатался в «Красной нови». Воронский неоднократно помогал поэту выпутываться из различных скандалов и неприятных ситуаций. Есенин не остался в долгу: когда осенью 1924 года над Воронским сгустились тучи, поэт заявил, что прекратит публиковать свои произведения, если тот лишится поста главного редактора журнала. Идеологически и политически Воронский стоял рядом с Троцким, полностью разделял неприязненное отношение Троцкого к РАППу, который поддерживал Сталина. Уже после смерти Есенина члены РАППа объявили его «знаменем кулацкой контрреволюции». 

Вольф Эрлих не идет ни в какое сравнение с влиятельными Блюмкиным и Воронским. В данном случае нам интересны взгляды близкого Есенину человека. Есенин познакомился с Эрлихом в апреле 1924 года, когда тот уже состоял в ленинградском «Ордене воинствующих имажинистов». Надо отметить, что все члены «Ордена» (включая и Эрлиха) были поклонниками Троцкого. Впоследствии Эрлиху не раз пришлось публично каяться в «грехах молодости» и отрекаться от троцкизма.  

Теперь мы можем ответить на поставленный вопрос – Есенин был любимцем людей из окружения Троцкого. Упрощая ситуацию, можно сказать и так – покровителем Есенина в правительстве был Троцкий. Недаром же бытовало мнение, что именно Троцкий отдал неофициальный приказ «не трогать» Есенина. В книге «Литература и революция», вышедшей в 1923 году, Троцкий посвятил творчеству Есенина немало проницательных и приязненных строк. На смерть поэта отозвался статьей в газете «Правда». Не зря Горький заметил: «Лучшее о Есенине написано Троцким».

А что же Есенин? Как он относился к могущественному покровителю? Судить об искренности Есенина довольно сложно. Известно сказанное Есениным в Берлине: «Не поеду в Москву... пока Россией правит Лейба Бронштейн. Он не должен править». Но эти слова (сказанные, вероятно, в подпитии) вряд ли направлены против Троцкого лично, скорее – против его национальности. 

Не надо забывать, что существуют и совсем другие высказывания. Вот как в стихотворении «Русь бесприютная» поэт говорит о беспризорниках: «...В них Пушкин,/ Лермонтов,/ Кольцов,/ И наш Некрасов в них,/ В них я,/ В них даже Троцкий,/ Ленин и Бухарин...»

В книге «Право на песнь» Вольф Эрлих приводит слова Сергея Александровича: «Знаешь, есть один человек... Тот, если захочет высечь меня, так я сам штаны сниму и сам лягу! Ей-богу, лягу! Знаешь, кто? – Он снижает голос до шепота: – Троцкий...» 

Добавим еще один штрих – проследим посмертную судьбу поэта и его сочинений. Похороны Есенина были отнесены на государственный счет и прошли с большими почестями. Незамедлительно был издан сборник «Памяти Есенина» со вступительной статьей Троцкого. Но в 1926 году Троцкий был выведен из состава Политбюро, потом исключен из партии, и ситуация резко меняется. В газете «Правда» появляется статья Николая Бухарина: «...есенинщина – это самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания явление нашего литературного дня...» Ярлык был приклеен, и на покойного поэта полились ушаты грязи. Его произведения стали если не запрещенными, то полузапрещенными. И лишь после смерти Сталина, в 1955 году, был напечатан двухтомник сочинений.

По словам Мариенгофа, «…есенинская трагедия чрезвычайно проста. Врачи это назвали «клиникой». Он и сам в «Черном человеке» сказал откровенно: «Осыпает мозги алкоголь». Вот проклятый алкоголь и осыпал мозги, осыпал жизнь».

Я бы добавил к его словам и более широкое понимание трагедии поэта Ивановым-Разумником: «Гибель Есенина тесно связана не только с его болезнью... ведь и сама болезнь была следствием невозможности писать и жить в мертвой атмосфере советского рая».