Марина Попович – женщина, умевшая летать. Фото РИА Новости
«Независимая газета» мне не чужая, я пишу для нее столько лет, сколько она существует. В книге «ИМяННОЙ УКАЗАТЕЛЬ» я вспоминаю всех, кого встретил за 80 лет. Из этих встреч и составилась моя жизнь. А еще это краткая история моей страны, сложенная примерно из 3 тыс. историй разных людей. Среди них гении и безвестные обыватели, рабочие, крестьяне, домохозяйки, монахини, проститутки, солдаты, артисты, колхозники, мыслители и доносчики, убийцы и праведники, люди десятков национальностей, профессий, занятий, званий.
Вот очередные истории из моего собрания.
Попович Марина Лаврентьевна (урожденная Васильева) (1931–2017) – красивая женщина и личность выдающаяся. Мечтала о небе. Окончила летное училище в Саранске (1953). Одно это какого труда, какого невероятного упорства стоило! Она – летчик-инструктор. А ей мало, хочет стать военным летчиком. Стала (1963)! Хочу быть летчиком-испытателем! Стала (1964–1978)! Летчик-испытатель 1-го класса (1980–1985). Установила 101 мировой рекорд.
Мы познакомились в 1977-м. Я не раз бывал в Звездном городке, где Марина Лаврентьевна жила со своим мужем, космонавтом Павлом Поповичем. Павел Романович недавно стал генералом, до этого был в одном звании с женой – полковником. А ведь и она могла стать космонавтом; из всех женщин, отобранных для космического полета, она была, конечно, подготовлена лучше: летчик-испытатель, конструктор, кандидат технических наук. Но Хрущев выбрал ткачиху Валентину Терешкову. Конечно, Попович переживала. А я вспоминаю разговор с конструктором Борисом Борашем: «Космонавты никому не завидуют. Только летчикам-испытателям. Потому что летчик каждый день уходит в небо, а космонавт остается ждать на земле. Год ждет, два, пять… Валерий Кубасов как-то пошутил, что космонавт похож на будильник: его крутят-крутят, подкручивают – и все для того, чтобы он один раз зазвонил».
С Павлом Поповичем она познакомилась в 1951-м – кажется, в аэроклубе. Потом Павел поступил в летное училище. И она поступила, но в другое. Часто писали друг другу, чуть не чемодан писем набрался.
В 1955-м Павел стал мужем Марины, вместе отправились в далекий северный гарнизон, где предстояло служить лейтенанту Поповичу.
Марина Лаврентьевна рассказывала: «Я Паше запретила говорить, что я летчик. Дочь родилась, весь дом на мне. А душа рвется в небо. Только Наташка заснет, я на аэродром, стою и смотрю на взлетную полосу… В поселке меня считали сумасшедшей: ну, чего она там стоит, чего ждет?
У командира Пашиной эскадрильи жену разбил паралич, а у нее ребенок – маленький, слабенький. Я к ней бегом, дверь шибанула: «Давай я твою дочку возьму, буду кормить вместе с Наташкой». А она лежит, в глазах страх: как ребенка доверить такой ненормальной? Я ей кричу: «Я – не сумасшедшая, я – летчик, летчик! Я летать хочу!» И вижу, у нее слезы по вискам…»
Когда дочь подросла, Марина Попович вернулась в авиацию. Стала первой женщиной-летчиком, преодолевшей звуковой барьер. В Париже, в штаб-квартире Международной авиационной федерации, наверное, ломали голову, какую еще награду придумать для Попович?
![]() |
Реклама учебного пособия «Эсперанто на дому», разработанного казанским отделом Союза эсперантистов СССР. Рекламное объявление из журнала «Смена», 1924 |
Новикова Елена Чеславовна (1923–2021) – врач-педиатр, доктор медицинских наук (1961), зам. министра здравоохранения СССР (1973–1980); министром тогда был хирург Борис Петровский. Красивая женщина, какой-то не советской красоты, а европейской элегантности – прическа, костюм, фигура и само лицо. Впервые я увидел ее, когда министр приехал в «Литературную газету», жестоко критиковавшую ведомство. И было за что. Тысячи писем читателей вопили о безобразиях в больницах, диспансерах, аптеках, поликлиниках. Петровский приехал вместе с двумя замами. Один из вопросов был и смешной, и злой, и архиважный: во многих городах нельзя купить презерватив, жуткий дефицит. Министр попросил ответить Елену Чеславовну.
Она подробно ответила про изделие № 2 (изделие № 1 – противогаз, № 3 – ластик), спокойно, с улыбкой и со знанием дела: завод в Баковке не справляется, в Индии закуплены две линии по производству изделий № 2. И добавила: «Прекрасные изделия (интересно, что и ракетчики, и те, кто делает ракеты, называют ракеты тоже «изделием». – В.В.). Ничуть не уступают мировым стандартам. Мягкие, эластичные, тонкие. Очень приятные».
Эти слова я не помню, хотя был на той встрече в редакции и сидел рядом с Анатолием Рубиновым, одним из самых дотошных и остроумных репортеров «Литгазеты», он описал эту пресс-конференцию в своей книге «Веселые похоронные истории» (М., 2005), откуда я и взял эти слова замминистра.
Мне несколько раз пришлось обращаться к Елене Чеславовне. Первый раз она помогла раздобыть инсулин для умирающего от диабета, срочно нужен был инсулин, а его в аптеках не было. В другой раз требовалась срочная операция женщине, приехавшей в Москву из какой-то глухомани, а в больницу ее не брали, какой-то справки не хватало. Новикова помогла, женщину не просто взяли, но приняли по первому разряду, а главное, спасли.
Последний раз я был в кабинете Новиковой 10 апреля 1979-го, снова за кого-то просил.
Сижу в приемной, жду. Строгая секретарша уже доложила, просила подождать. Жду. Звонит один из телефонов. Секретарь слушает, нажимает кнопку переговорного устройства: «Елена Чеславовна, пришел главный гинеколог Советской армии, вы его примете?» Пришлось мне пропустить гинеколога. Жаль, что не узнал его фамилию и звание. Так, из любопытства. Может, генерал?
Ждать приема мне пришлось недолго. Не знаю, о чем разговор был у замминистра с главным армейским гинекологом, но Новикова улыбалась – наверное, снова речь зашла про «изделие № 2». Елене Чеславовне тогда исполнилось 56 лет, она по-прежнему была очень красива.
Короткевич Георгий Яковлевич – журналист, старейший сотрудник газеты «Голос Родины» (а я работал – в 1970-е – в журнале «Отчизна»; оба издания выпускал Комитет по связям с соотечественниками за рубежом). Газета была много старше журнала, ее стала печатать после победы над Германией Советская военная администрация в Берлине. Георгий Яковлевич работал еще там (тогда газета называлась «За возвращение на Родину»), показывал мне пожелтевшие ломкие листы старых газет.
Но, по-моему, главным увлечением его жизни был придуманный (1887) варшавским врачом Людвигом Заменгофом язык эсперанто.
Лев Толстой выучил его за один день. В 1918–1920-м Красная армия в ударном темпе взялась за эсперанто – самый подходящий язык для мировой революции. В Москве был основан (1921) «Союз эсперантистов Советских республик» (не социалистических, а в мировом масштабе!). Интересно, что и Сталин, и Гитлер запретили изучать «язык надежды», эсперантистов беспощадно истребляли и в Стране Советов, и в Третьем рейхе.
Короткевичу повезло – он уцелел. А возможно, он стал эсперантистом уже после смерти Сталина. Он и мне горячо советовал изучать эсперанто. Я даже купил самоучитель, но быстро забросил учебу.
Короткевич переписывался с эсперантистами многих стран, печатался в специальных изданиях. Написал статью про такого же подвижника – «Сергей Сарычев, человек тихий и скромный» (1991). Он и сам был таким – тихим и скромным. Только один раз я видел его сердитым: когда кто-то назвал духоборов духоборцами.
Я успел познакомить Короткевича с моим другом Альбертом Поляковским, много лет собиравшим материал для книги о великом эсперантисте – слепом писателе Василии Ерошенко (1889–1952), которого больше знают, читают, чтут в Японии, чем в России. Альберт умер, не дописав книгу о Ерошенко; черновики пропали.
И последнее, вдруг вспомнившееся, хотя не про Короткевича: жена (вернее, будущая жена) моего старшего друга Юрия Хазанова Римма училась на юрфаке МГУ вместе с Зоей Заменгоф (1924–1992), внучкой создателя международного языка, они дружили; Зоя Михайловна стала доктором юридических наук. Вот такие совпадения!