Портретные реверансы Лондона и Москвы

Леди Гамильтон соседствует, конечно, с адмиралом Нельсоном. Фото автора

В рамках Года языка и литературы Великобритании и России вспоминают не только Шекспира, хотя открывшаяся в Третьяковской галерее выставка «От Елизаветы до Виктории. Английский портрет из собрания Национальной портретной галереи, Лондон» начинается шекспировским изображением. Лондонская и московская галереи – ровесницы, в этом году им исполняется 160 лет. И перекрестный год, и свои собственные круглые даты музеи отмечают, обмениваясь портретами. Из Москвы в Лондон уехал проект «Россия и искусство: эпоха Толстого и Чайковского», оттуда к нам – 49 портретов конца XVI–XIX веков. Выставка выглядит больше не художественным, а культурно-политическим событием, но, впрочем, здесь можно рассматривать портреты Антониса ван Дейка, Рейнолдса и Гейнсборо.

Одним из принципов при формировании Национальной портретной галереи было «учитывать скорее известность изображенного персонажа, нежели художественные достоинства произведения». На московскую выставку лондонцы отдали даже портрет Шекспира, самую первую вещь из своей портретной галереи и, кроме того, прижизненное – со всеми в данном случае предположительными оговорками – изображение 1600–1610 годов. Создал портрет, вероятно, некий Джон Тейлор, автор малоизвестный, так что важное для национального музея соотношение сил между следом в истории, оставленным художником, и моделью соблюдено вполне. В Инженерный корпус ГТГ привезли и портрет Елизаветы I, изображенной еще плоскостно и декоративно, так что ее платье, несмотря на усердно обозначенные складки, выглядит не объемнее, чем географическая карта, на которой стоит «повелительница света», как названа королева в написанном тут же, на холсте, сонете.

Здесь еще нужно добавить, что критерий известности модели не отменял включения в Национальную портретную галерею и персонажей, запомнившихся истории «большими промахами и ошибками». Национальным портретным достоянием на равных в этой коллекции стали образы и Карла I, и Кромвеля. Впрочем, свое величие англичане – не на словах – основывали отнюдь не только на политике, но и на науке, и на культуре, так что кроме Ньютона (написанного мастерской Еноха Симэна Младшего) в эту своеобразную «галерею славы» попали автопортреты Джошуа Рейнолдса и Томаса Гейнсборо, главных в английском искусстве портретистов и конкурентов по этой части в XVIII веке (не считая их знаменитого предшественника, фламандца Антониса ван Дейка, трудившегося, в частности, при дворе Карла I). Если Рейнолдс представляет себя всматривающимся в даль прекрасную и прикрывающим от яркого света глаза, причем пишет со световыми контрастами явно в рембрандтовском духе, то Гейнсборо себя увековечил без драматических претензий, сделав типичный и для российского XVIII столетия портрет в трехчетвертном повороте и в типичном по тому времени костюме. Для сравнения этажом ниже имеются портреты Федора Рокотова – его выставка еще идет в том же здании. Гейнсборо, кстати, про которого сообщается, что тот предпочитал длинные, чуть больше 180 см, кисти – интересно моделировал лица: поверх общего тона кожи он «шел» длинными штрихами, и такая проработка создает почти графический эффект, хотя написано все маслом по холсту.

Выставка получилась подробной, с биографиями и художников, и героев, но чувствуешь себя на ней, как, наверное, в любой портретной галерее. Со стен молчаливо смотрят десятки лиц, и так на протяжении всего «маршрута». Архитектор экспозиции Алексей Подкидышев стены и простенки сделал то серыми, то для чего-то цвета фуксии, и «навигацию» по выставке порой осложняют этакие приступки около картин, так что подойти близко можно не всегда, и не стоит про это обстоятельство забывать, чтобы, с одной стороны, ненароком не бить перед картинами челом, а с другой –  в те же портреты тем же лицом не ударить.

Хотя новый показ – прежде всего культурно-политический жест и, вернисаж, к слову, прошел в день 90-летия королевы Елизаветы II, но еще это свидетельство близких путей развития портретной живописи в далеких географиях. Ну, за некоторыми исключениями, конечно: российских аналогов прерафаэлитской стилистике портрета актрисы Эллен Терри, написанной Джорджем Уоттсом в пышном платье стального оттенка и среди красных цветов, не отыскать. Зато здесь можно найти и параллели портретам, скажем, Боровиковского, и сравнить сделанное Александром Нейсмитом изображение Роберта Бернса с хрестоматийным у нас романтическим автопортретом Ореста Кипренского. А вот Чарльз Дарвин мог бы быть написан не Джоном Кольером, а каким-нибудь передвижником. Но одной из самых крупных – буквально – в этом показе работ, мимо которой никак не пройдешь, стала «Тайна величия Англии (Королева Виктория вручает Библию в зале для аудиенций Виндзорского замка)», созданная около 1863 года Томасом Баркером этакая ода государству. Взяв за основу предание середины XIX века о том, что на вопрос кого-то из иноземцев о секрете могущества Великобритании королева «ответила», передав ему Библию, – художник этот сюжет и «отыграл» с послом из Восточной Африки. Для России по нынешним государственным настроениям это тоже характерная картинка.