Почти неделю, с 5 по 11 октября, общественность могла обсуждать и давать свои отзывы на проект очередных изменений в Закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», размещенный на сайте Минюста. Предложения ведомства вызвали шквал критики и практически полное отсутствие попыток министерства разъяснить цели и задачи нововведений. Экспертам пришлось самим формулировать возможную идеологию проекта.
Первое, что было отмечено, – предложение вывести за рамки легитимности религиозные группы, то есть малочисленные объединения верующих, не обязанные проходить госрегистрацию, которую, к слову сказать, осуществляет Минюст. Однако религиозная группа – естественная форма существования во многих духовных традициях. Именно в этой форме выражается сама идея свободы совести, возможность исповедовать свою веру и свидетельствовать о ней. Например, совершить молитву или собраться для праздничного богослужения. В разных религиях есть обозначения для подобных священных собраний – соборность в христианстве, умма в исламе, миньян в иудаизме, сангха в буддизме. Веру, которая собирает этих людей в едином порыве, достаточно сложно измерить и даже подтвердить ее искренность. В душу человеку не может заглянуть ни один государственный регистрирующий орган.
С другой стороны, акцент в законопроекте делается на централизованных, формализованных организациях. Они нуждаются в регистрации, их деятельность четко определяется уставом. Но и задачи этих объединений другие, нежели у религиозных групп, – представительство перед властью, образовательная деятельность, социальное служение и так далее. Лидеры централизованных объединений часто выступают скорее в роли функционеров, чем харизматичных пастырей, вдохновляющих последователей. Такая структура не всегда способна вместить в себя все многообразие воззрений и убеждений, обеспечение которого составляет пресловутую свободу совести.
Предлагая вывести за границы закона религиозные группы и признавать лишь религиозные организации, Минюст как бы отсекает душу и пестует «тело» разных традиций. Понятно, что у этого процесса есть вполне практическое обоснование. Зарегистрированные, существующие в составе неких «духовных монополий» объединения легче контролировать, особенно в той части, которая касается обеспечения Закона «О противодействии экстремизму». В таком случае достаточно проанализировать уставы, официальные выступления лидеров, программы учебных духовных заведений.
Это как раз тот случай, когда не все гениальное просто. Можно легко вычистить официальные документы, но зерна экстремизма как раз сеются во время, так сказать, летучих, временных собраний верующих, в полуподпольных общинах, в ходе импровизированных проповедей. Контроль за такими группами гораздо более сложен и требует иной компетенции, чем та, что есть у Минюста. Тем не менее ликвидация религиозных групп как явления вряд ли уничтожит их на самом деле. Особенно это касается неформализованных общин в русле проблемных в смысле экстремизма традиций. Получается, отказывая добровольным и малым объединениям в существовании, необходимую работу с ними государство перекладывает исключительно на правоохранительные органы. Ставка на силу, не уравновешенную гарантией на свободу вероисповедания, грозит утратой доверия верующих к государству.
И еще. На сайте Минюста законопроект размещен в ряду документов, которым предстоит экспертиза на коррупционную составляющую. Увеличивая роль посредников между властью и верующими в лице армии функционеров от религии, ведомство повышает – по крайней мере потенциальные – возможности отдельных лиц воспользоваться возвышенными порывами верующих людей в корыстных целях.
Ольга Соловьева 
