Муки творчества

Благотворительный фонд имени Мариса Лиепы выдал новый проект "Маэстро", осуществленный совместно с Театром "Новая опера". Идея режиссера Андриса Лиепы очень проста. Бог есть демиург, причем наивиртуознейший. Его сотворение мира - пример высочайшей маэстрии. Художник - тоже творец, и Божий промысел дарует человеку талант и степень таланта. Поэтому сначала надо прославить божественного виртуоза, а потом - человека в образе виртуозного художника. Образец последнего - скрипач и композитор Паганини. Тут уже недалеко от венецианского карнавала, который воссоздается в спектакле в костюмах от Анны и Анатолия Нежных. В "Маэстро" три главных действующих лица - два танцовщика и лазерная установка, испускающая разноцветные лучи. Илзе Лиепа в маске забегает в зрительный зал и декламирует благодарственный монолог - обращение к Всевышнему, с многочисленными аллилуйями и репликами о "животворящей силе труда" и "огненных языках вдохновения". Остальной спектакль - иллюстрация монолога. Персонаж перевоплощается в... композитора? Писателя? Скульптора? В общем, в некого производителя чего-то эстетически прекрасного. Пластическими стараниями Илзе из-под серой тряпки выпрастывается изящная рука, а потом и весь персонаж Николая Цискаридзе, танцовщика-виртуоза. В розовом декольтированном трико Цискаридзе танцует отрывки из партии Паганини одноименного старого балета Леонида Лавровского (хореограф почему-то не упомянут в программке), потом вместе с Илзе исполняет невнятно-стандартную, но патетическую хореографию от Вероники Смирновой и Николая Андросова. Возможно, где-то здесь, в туманных па, надо искать упомянутые в пресс-релизе "ожившие музыкальные инструменты". И неясно, кто тут творец, а кто - творение. Второсортная хореография, как всегда в подобных случаях в балетном спектакле, сразу же ломает целое. Пафос жестов и па вторичен, и его зеркальное отражение в пафосе слов негативно влияет на последние: они кажутся столь же стертыми. И хочется, чтобы проповедь была в церкви, а не на сцене. А в искусстве проповедовала форма, а не трижды благие намерения.

Танцевать персонажам неудобно, потому что большую часть сцены занимает оркестр под управлением Евгения Колобова и с солирующим пианистом Николаем Петровым, впечатляюще подающими Паганини и Рахманинова. Апофеоз спектакля - полет над сценой циркача Александра Стрельцова, он же - аллегория творческого полета и полета мысли. Режиссерский прием: главные герои присаживаются и смотрят номер вместе со зрителями. Карнавальная массовка (ансамбль танца "Русские сезоны") вбегает и убегает, скучно проделывая пляски мафиози старинного образца. Никакой стихии карнавала-праздника нет. Похоже на скукоженные танцы свиты феи Карабос из "Спящей красавицы" или мышей из "Щелкунчика". От нечего делать в голову автора этих строк лезли мысли о том, что Бог, конечно, властелин вечности, но и мафия, говорят, бессмертна. В финале "крестный отец" карнавальщиков, черный человек с позолоченным лицом, вместе с подручными помещается в гондолу и опускается под сцену "Новой оперы". Цискаридзе крутит пируэты. Илзе Лиепа победно протягивает руку к зрителям. Занавес.

Спектакль "Маэстро" идет в один вечер с "Музеем Оскара Шлеммера" - предыдущей работой фонда (см. "НГ" от 6.02. 2001), в которой вспоминают о немецком авангардном художнике начала XX века. И, честное слово, безумные "танцующие костюмы" Шлеммера, в исчисленных красках которых бушует радость формотворчества и пытливость философического ума, гораздо больше свидетельствуют об искомой организаторами вечера идее, чем прямоточные славословия, обернутые в танцевальные банальности.

...Апофеоз вечера пришелся на антракт. Гостей услаждали хорошей музыкой от джазменов - братьев Ивановых и поили венецианским вермутом.