Марина Куклинская
Питер Донохоу, пианист, в момент вдохновения.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
-Мистер Донохоу, после победы на Международном конкурсе имени Чайковского вы неоднократно выступали в России. Изменилась ли русская публика с 1982 года?
– Русская публика менялась дважды. Десять лет назад по понятным причинам люди перестали думать о музыке – они думали только о том, как им выжить. В 90-е годы в течение пяти лет меня не приглашали в Россию. Но сейчас интерес к музыке возрождается. Я очень люблю русскую публику. Общение со слушателями после концерта может дать исчерпывающее представление о стране. Во Франции будут рассуждать о тембре звука, в Германии – о его качестве, в Британии скажут, что вы играли «очень мило», ну а в России оценят прежде всего духовную наполненность.
– В нашем представлении англичане – строгие, эмоционально сдержанные люди, а русские импульсивны, непосредственны. Но вы прекрасно чувствуете себя в русском репертуаре...
– Британцы действительно сдержанны, к этому приучают с детства. Но это только внешнее. На самом деле мы обладаем большой восприимчивостью к культуре других стран и всегда открыты для иностранных исполнителей и композиторов. Русская музыка заняла значительное место в моем репертуаре, благодаря конкурсу Чайковского. Но в сочинениях Рахманинова и Чайковского для меня важнее не «национальное», а «интернациональное», мысли и чувства, которые делают эту музыку интересной для всех. Фортепианный Концерт Моцарта до минор традиционно считается «трагическим». Но в нем есть множество различных эмоциональных состояний. Если, исполняя концерт, вы преувеличиваете его «трагическую окраску», исчезает остальное, и в результате сама «трагедийность» воспринимается уже не так остро. То же – с национальными свойствами музыки. Если в произведениях Рахманинова или Чайковского искать только национальные черты, уйдет самое ценное. Нужно просто играть то, что написано композитором в нотах: он поднимает темы, понятные и важные для всех, но «говорит» о них в музыке на родном языке: Чайковский – на русском, Дебюсси – на французском.
– Вы работаете с большим количеством оркестров – пятью в Лондоне, знаменитым лейпцигским «Гевандхауз», оркестрами Дрезденской филармонии, Берлинской оперы, Шведского радио... Как вы себя чувствовали с «Новой Россией» под управлением Юрия Башмета? Собираетесь ли продолжить сотрудничество?
– Охотно, если меня пригласят. Юрий Башмет – музыкант эмоциональный, очень тонко, интуитивно чувствующий музыку. Мне же в большей степени свойственен аналитический склад мышления. Обычно бывает наоборот: интуитивен солист и аналитичен дирижер. То, что у нас сложилось непривычное соотношение, послужило поводом для появления особой энергетики, напряженного творческого «нерва». Это был прекрасный опыт.
– В свое время вы вели иной образ жизни – были хиппи и играли на ударных в поп-группе.
– Не только играл – я организовал эту группу.
– Как произошел ваш переход к классике?
– Я никогда никуда не переходил. Моя любовь к музыке проявлялась в том, что мне хотелось заниматься всеми видами и жанрами. Поп-музыка была лишь частью моих увлечений. В то же время я серьезно учился игре на фортепиано. Еще до создания поп-группы я играл в симфоническом оркестре на ударных, кларнете, тубе, чуть раньше – на скрипке и альте.
– Помогает ли ваше правительство развитию культуры?
– Увы, нет! Наши концертные залы заполняет публика старшего возраста. В свое время они получили хорошее образование, но не имели возможности посещать концерты из-за отсутствия времени. Сейчас такая возможность появилась. Но уровень образования в Британии резко падает. Нынешнее поколение стремится только к быстрому зарабатыванию денег. Но когда деньги будут наконец заработаны, эти люди уже не придут в концертные залы. У них не будет такой потребности. Полагаю, что нечто подобное может произойти и в России.
– Остается надеяться на лучшее.
– Пожалуй.
