Лучшее – не враг хорошего

Директор Большого театра Анатолий Иксанов давно говорит о необходимости совершенствования государственного управления ГАБТа. В последнее время Иксанов сделал ряд заявлений, связанных с изменением статуса Большого. Обозреватель «НГ» выяснил у директора, почему невозможно единое трудовое законодательство для рабочего у станка и танцовщика у балетного станка и чего именно недостает театру для красивой жизни.

–Анатолий Геннадиевич, какие варианты развития вы предлагаете?

– Если взять опыт европейских стран, Франции или Германии, например, то госфинансирование театров там существует на трех уровнях: федеральном, региональном (областном) и муниципальном. В России действует только один канал: или государственный, или муниципальный. По законодательству театры Москвы не могут финансироваться федеральным правительством, а московские власти не в силах дать денег государственному театру, даже если хотят. Я несколько лет пытаюсь пробить европейскую схему. И знаете, во что все уперлось? В одну-единственную строчку Гражданского кодекса: учредителем театра может быть тот-то и тот-то. А раз написано в единственном числе – «учредителем», а не «учредителями», то и финансирование в обязательном порядке проходит локально. И нет страховки на непредвиденный случай. Вот в Европе проблемы с газом, потому что они получали топливо через одну трубу. В итоге все наши предложения трансформировались в список коллективов, названных «национальным достоянием», и в президентский грант, который нам очень помогает. Но и тут накопились проблемы, связанные с инфляцией. Ежегодная сумма гранта, 240 млн. рублей, за пять лет ни разу не индексировалась.

– Но Большой театр, хоть и подчиняется Федеральному агентству по культуре, финансируется через Минфин отдельной строкой в бюджете. А если принять закон о Большом, то, к примеру, Мариинка или Третьяковская галерея могут потребовать это для себя.

– Согласен. Но я не имел в виду один лишь Большой театр. Надо создать список и принять закон о главных театрах страны. Для этого есть определенные объективные критерии. Прежде всего – возрастной ценз. Если театр существует более 200 лет, это о чем-то говорит. Я понимаю, конечно, что молодой театральный коллектив может иметь гораздо большее художественное значение, чем его старший собрат. Но это сегодня. А что будет завтра? Последние изменения в организационно-правовой деятельности российских театров всех стригут под одну гребенку, не учитывается специфика театров – ни статус, ни жанр. Но молодежная студия и Большой театр не могут существовать по одним правилам. Что же касается специальной дирекции, плодить чиновников не надо. Достаточно небольшого департамента в ФАККе.

– Что, по-вашему, надо прописать в законе?

– Например, оградить нас от возможности сокращения бюджетного финансирования при увеличении спонсорской поддержки или продажи билетов. Этот дамоклов меч над нами каждый год висит. Получается, что, если мы хорошо работаем, то у нас стоит отнять деньги. Дальше. Возможность формировать труппу так, как мы считаем нужным. Это прежде всего контрактная система. Я изучил старинный, времен Николая Первого, контракт артистки императорских театров. Там подробнейшим образом перечислено, что положено от театра госпоже Асенковой, вплоть до количества вязанок дров за казенный счет. Обязанности тоже выверены: она не имела права поменять даже головной убор на спектакле, если был утвержден эскиз художника, не могла отказаться от репетиции или уехать за город, не поставив в известность администрацию. Сегодня у нас нет реальных контрактов, потому что Дума не утверждает правовую основу для этого – список творческих профессий (приложение к Трудовому кодексу). И мы не должны работать по нынешней тарифной сетке, когда народный артист получает 2800 рублей. В законе должен быть прописан принцип оплаты труда определенного качества и определенной сложности. И часто забывают о том, что театр состоит не только из артистов. У нас грант получают лишь творческие работники. В результате возникли колоссальные проблемы с постановочной частью. Текучесть кадров чудовищная – 26% в год, потому что режим работы – круглосуточный, работа – сложная, а оплата ниже, чем у рабочих на заводе.

Сегодня каждый новый закон о культуре только ухудшает положение театров. Надо, наконец, оградить российское национальное достояние. Ведь в мире не бизнес и не нефть с газом по-настоящему внушают уважение к нашей стране, а российская культура.

– Вы неоднократно говорили о том, что государство относится к театрам как к бизнес-структурам.

– Мы по-прежнему платим налог на прибыль, хотя Большой театр – планово-убыточная организация. Земля и имущество театра – федеральная собственность. Мы платим налог на землю и на имущество, а после этого Минфин нам возвращает налог: ведь правительство и дает бюджетные средства на покрытие налогов. То есть из одного кармана вынимают, в другой – кладут. Зачем это надо? Плодить бумажки и кормить чиновников? Говорят, что мы должны ездить по России. Так стимулируйте это! Сегодня, выезжая на гастроли, мы обязаны провести конкурс на аренду театрального помещения. В соответствии с действующим ныне законом 94-ФЗ мы должны выбрать ту сценическую площадку, которая предложит меньшую цену. Уверяю вас, что конкурс выиграет Дом культуры, а не оперный театр. «Все должны платить налоги!» Я согласен. Только посмотрите, какие и когда. У нас в стране театры были освобождены от налогов в самое трудное время, в 1943 году. Во Франции важнейшие государственные театры имеют налоговые льготы как некоммерческие организации.

– Не боитесь, что при законе о достоянии ГАБТ не сможет проводить независимую репертуарную политику? Например, отстоять свое право на ту или иную постановку, как было в случае с оперой «Дети Розенталя»?

– Все очень просто. В Уставе театра (этот документ утверждался правительством России) написано: «Большой театр самостоятельно определяет свою творческую политику». По законам России вмешательство возможно лишь в случае, если разжигают национальную рознь или призывают к войне. И президент в послании Федеральному собранию недвусмысленно сказал, что ни один государственный орган не вправе влиять на творческий процесс.