Марина Гайкович
Труффальдино (Вадим Заплечный) пытается удержать других героев сказки от ошибок.
Фото Михаила Гутермана
Первой премьерой 20-го сезона театра «Геликон-опера» стал опус молодого Сергея Прокофьева – «Любовь к трем апельсинам». «Легко-веселая» (по словам композитора) опера, наследующая и одновременно высмеивающая штампы оперы-буфф, в постановке режиссера Дмитрия Бертмана кардинально сменила жанр: это уже скорее трагедия, чем комедия.
Известно, что сюжет сказки Карло Гоцци «Любовь к трем апельсинам» Прокофьеву предложил Мейерхольд, увлеченный тогда (дело было в 10-х годах XX века, когда режиссер должен был ставить в Мариинском театре прокофьевского «Игрока») итальянской комедией дель-арте. Мейерхольд, очевидно, не только почувствовал в молодом композиторе новатора, но и уловил ироничную и склонную к тонкому юмору натуру. Кстати, Мейерхольд даже выпускал журнал с одноименным названием, а в одном из выпусков в нем была опубликована вольная обработка сказки. Она-то и попалась Прокофьеву на глаза уже за границей, и композитор увлекся. Пьеса заинтересовала его «смесью сказки, шутки и сатиры, а главное – своей театральностью». Композитор получил заказ от Чикагской оперы и в считанные месяцы 1919 года написал «Любовь к трем апельсинам». Правда, премьера состоялась только два года спустя – спектакли шли «под палочку» автора и имели огромный успех. Позже партитура была переправлена в Советский Союз, где незамедлительно была поставлена – сначала в Мариинском театре, затем – в Большом. С тех пор этой опере сопутствовали вполне заслуженное внимание и успех.
Вернемся в «Геликон». Дмитрий Бертман, следуя Чудакам из Пролога, увидел в сказке сюжет на все времена, сорвал с героев маски и поставил спектакль про наше время. Впрочем, нет – маски все же остались, дабы не забывать, что это опера про оперу: в пресловутых Чудаках (а они герои очень важные – ибо оказываются в нужном месте и в нужное время) угадываются герои знакомых оперных спектаклей – здесь и роскошная царская мантия Бориса Годунова, и знаменитый малиновый берет замужней Татьяны, и целых четыре Жизели, и еще целый сонм героев и героинь со всеми признаками оперных штампов. В главных же героях очень легко угадываются наши современники и, пожалуй, соотечественники, сам Бертман обозначает даже само место – это обитатели Рублевки.
Несчастный принц не кто иной, как впавший в тотальную депрессию от сладкой жизни подросток: целыми днями он двигает джойстиком, играя в компьютерную игру, – лишь бы руки были заняты, так как сам процесс уже давно наскучил и неинтересен. Заботливый папа, которому уже осточертели все праздники, ради выздоровления сына (и сохранения всего движимого и недвижимого, на которое уже давно положила глаз дама с собачкой, а именно племянница Клариче, с маленькой псинкой на руках) соглашается на вакханалии и нанимает проходящего мимо Труффальдино. Труффальдино, стремящийся «держать марку» щеголя из богемы (в котелке и красном пальто с леопардовым воротником), пройдет ради заветного чемоданчика через огонь и воды, но его искусство принца не рассмешит – рассмешит потасовка с конкуренткой (в лице Фата Морганы, царицы ипохондрии). В виде увеселений (по либретто – сцена боя неуклюжих уродов) была предложена запись самых пикантных «думских» потасовок. По словам художников Татьяны Тулубьевой и Игоря Нежного, для видеоряда были использованы не только сцены из жизни Государственной Думы РФ, но и эпизоды с участием их коллег из азиатских стран. Правда, все это – и бесконечную рекламу, и разборки в Думе, и бесконечные ледовые шоу (кстати, и хор, и главные герои бесконечно имитируют ледовый ход) – уже давно высмеяли сатирики, так что особой оригинальностью здесь режиссер не отличился.
У повеселевшего принца новая идея – ему нужны три апельсина. Папа (предварительно помедитировав) вываливает ему целую гору апельсинов, но наследник, говоря попросту, «с жиру бесится» и пускается в поход за тем, чего, как ему кажется, у него еще не было┘ В общем, как говорит сам режиссер, все герои плохие. Последняя надежда – на принцессу, но и та, проявив искусность в любви, желает царских нарядов. Круг замкнулся. Там, где Прокофьев, иронизируя над канонами оперы-буфф, открывал путь в музыкальный театр XX века, Дмитрий Бертман ставит жирную точку безысходности. Премьерный состав был весьма и весьма удачен: Василий Ефимов, добравшийся в театре до главных партий, как всегда, сверкнул артистизмом, бесподобен был Вадим Заплечный, сумевший передать одновременно и жалкость, и алчность, и трусость Труффальдино, Станислав Швец очень органично сыграл современного «владельца заводов, газет┘», уставшего от всего, чем владеет. В женских партиях блеснули примы театра – Ксения Вязникова спела принцессу Клариче, а Наталья Загоринская – злую волшебницу Фата Моргану.
