Избежавший казни

Чабуа АМИРЭДЖИБИ, классику, патриарху грузинской литературы, писателю мирового масштаба, философу, а с некоторых пор – монаху Давиду исполнилось 90. Невозможно не восхищаться красотой этого человека – как физической, так и духовной. Его внутренняя гармония сродни, наверное, гармонии Гете в годы его зрелости... Вопреки недугам писатель продолжает работать, творить. Однажды Чабуа Амирэджиби сказал: «Я долго вынашиваю замыслы, медленно пишу». Первый его роман созревал 20 лет, долго рождался второй... Третий – «Георгий Блистательный» – появился шесть лет назад. «Считаю, что спешить некуда», – говорил писатель еще сравнительно недавно. Но сегодня торопится завершить воспоминания. С писателем, классиком многонациональной советской литературы побеседовала корреспондент «НГ» Инна БЕЗИРГАНОВА.

– Вы прожили яркую, сложную жизнь, и это уже стало историей. Что вы думаете о прошлом? Как оцениваете свою жизнь?

– В настоящее время я занят автобиографией – пишу воспоминания. Я должен успеть завершить эту работу, ведь мне уже 90! Считаю, что я родился везучим человеком. Ведь если бы не Божья воля, мне бы не удалось выжить. Однако для того чтобы выжить в невероятно жестоких обстоятельствах, требовалось быть еще и непоколебимым оптимистом, верящим в то, что на такую жизнь обрек меня сам Бог, и содеял он это не ради погибели моей, а чтобы я мог остаться в живых и победить беду. Такова моя оценка прожитой жизни.

– Расскажите, пожалуйста, о вашей философии обращения в прошлое.

– Я не вполне понимаю, что в моей жизни вы считаете обращением в прошлое, тем более философией такого моего поступка. Я никогда не обращался в прошлое┘

– Однажды вы были в полушаге от казни – как Федор Достоевский. Можете вспомнить, что испытали в те минуты, часы, дни, когда ждали расстрела?

– Должен признаться, что малую частичку жизни я прожил с ощущением гордости от того, что умираю как наследник своих предков – за независимую Грузию, за счастливое будущее своей нации. К великому моему разочарованию, казни не произошло – это, конечно, шутка, а не насмешка┘ (За участие в студенческой политической группировке «Белый Георгий» Чабуа Амирэджиби был приговорен трибуналом к 25 годам заключения, однако прокуратура потребовала расстрела. В течение трех месяцев будущий писатель сидел в камере смертников, ожидая исполнения приговора, однако трибунал не удовлетворил требование прокуратуры, и будущему писателю удалось избежать казни. – И.Б.)

– Когда-то Флобер признался: «Мадам Бовари – это я!» Можете вы сказать то же самое о ваших героях – Дате Туташхиа, Гора Мборгали, Георгии Блистательном?

– Думаю, невозможно вылепить характер достойного героя, внутренне не превратившись в задуманную личность. Для меня, вернее в моем случае, это преображение распространяется и на героев второго плана.

– Гоген однажды заявил вполне категорично: «В искусстве я прав!» Можете вы так же уверенно сказать о себе?

– Не могу. Я никогда не был доволен вполне своими книгами. И теперь считаю, что можно было написать лучше. Некоторые писатели пытаются «исправить» это в последующих изданиях. В это я не верю и к таковым действиям не прибегал.

– Если бы вы не пережили то, что пережили, если бы ваша жизнь не была столь напряженной, наполненной трудностями, то стали бы вы писателем?

– Думаю, что да. Но опять же считаю, что писатель рисует того человека, в которого его, писателя, превратила жизнь. Если говорить более точно, писатель пишет то, чем одарило его прожитое либо увиденное настоящее, воспринятое прошлое, а может быть, вдобавок, предсказуемое будущее.

– Однажды в интервью вы сказали: «Я 20 лет жил, сжав кулаки!» Жизнь для вас – это борьба, вечный бой?

– А разве существует другая жизнь? Все зависит от интенсивности обращения к настоящему времени. В том моем ответе на вопрос журналиста имелись в виду четыре года борьбы с существовавшим строем и 16 лет лагерей с побегами из-под чекистского огня. Но при всем этом разве можно жить без сжатых кулаков?!

– Какие для вас существуют авторитеты в мировой литературе? Кто или что оказало на вас влияние в детстве, юности и в более поздние годы?

– Не в силах ответить на этот вопрос. Единственное, чем могу вас утешить, – это тем, что я никак не мог уйти от очарования европейской разноязычной классики.

– Иногда вас сравнивают с Фолкнером, относят ваше творчество к магическому реализму. Как вы это прокомментируете?

– На этот вопрос у меня ответа нет, поскольку не считаю свое творчество наследством какой-либо литературы. И тем более какого-либо, пусть гениального творца: я есть Чабуа Амирэджиби!

– Почему вы обратились к личности Георгия Блистательного в своем третьем романе? Чем вам интересна эта личность, этот период истории Грузии?

– Этот отрезок истории Грузии считаю одним из самых сложных для царей. Георгий выработал образ действий, необходимых для достижения цели – спасения нации от уничтожения, возможности оставаться самими собой. Такая возможность проявить свою личность была найдена царем Георгием, который вполне справедливо остался в истории как ярчайшая личность – не только как царь, но и как человек своего времени, как сын своей родины.

– Как воспринимаете современную литературу, в том числе грузинскую? Что вам интересно сегодня читать?

– К сожалению, я уже не читатель, я почти слеп. Но по прошлым временам ценю настоящих писателей. Настоящими считаю тех, в творчестве которых прослеживается стремление четко отобразить настоящее и нарисовать человеческие характеры, порожденные временем, свойствами настоящего. Тех, кто определяет будущее человечества через и посредством отображения характеров.

– К чему вы испытываете отвращение? Что вас пугает в современном мире, людях? Разочаровались ли вы в человеке как таковом? Возможно ли, как вы считаете, разумное устройство человеческого общества или это иллюзия?

– Отвращения не чувствую ни к чему. То есть все, что вижу, предвижу или знаю по прошлому, считаю продуктом существования человечества, к которому отношусь и сам. Думаю, нет таких людей, которые питают отвращение к самим себе. В современном мире пугают меня лишь возможные ошибки правящих, которые могут привести к глобальным катаклизмам. В человеке я не разочаровывался, все человеческое всегда считал природным явлением. Что касается разумного устройства мирового сообщества, то абсолют для меня является невозможным.

– Когда-то вы были депутатом парламента. Жалеете ли вы об этом периоде вашей биографии? Должен ли писатель быть в бурном потоке жизни, к примеру, включаться в политику, или его удел – это все-таки уединение за письменным столом?

– Бог создал человека для существования, которое предполагает участие в существовании мироздания и самого человечества. Всякий отдельный человек обязан принимать участие в процессе жизни по мере собственных возможностей.

– Извините за интимный вопрос. Почему вы решили принять постриг?

– Принял монашество потому, что лишь один Бог знает назначение человека, мира, земного шара, будущее всего этого. А главное – как осуществлять свое предназначение живому существу, а именно – человеку.

– Кто ваш любимый писатель?

– Нелюбимых писателей у меня нет. Писатель – само это слово я считаю любовью.

– Где, по-вашему, сегодня находится духовная столица мира?

– Таковой быть не суждено, пока существует цивилизованный мир, состоящий из духовно одаренных народов.