Ватиканские танцы

Карло Кривелли хотел написать крик. Фото автора

Ради открывшейся в Инженерном корпусе экспозиции «Roma Aeterna. Шедевры Пинакотеки Ватикана. Беллини, Рафаэль, Караваджо» в Третьяковской галерее усилены меры безопасности, билеты сюда на музейном сайте начали продавать за месяц до открытия, а фотожурналистов во время пресс-показа по настоянию Ватикана попросили не снимать произведения крупным планом и в деталях. Словом, ажиотаж вокруг 42 работ из Музеев Ватикана, занимающих в мировом рейтинге посещаемости шестую строчку, разыгрался нешуточный. Хотя, например, вынесенного в заглавие Караваджо с «Положением во гроб» в Москву уже привозили, а приехавшие сейчас две рафаэлевские работы обещанными шедеврами назвать сложно.

В явлении Roma Aeterna – Вечного Рима – Москве как Третьему Риму есть работы замечательные и есть проходные, но интересным просмотр становится в том числе благодаря одной тривиальной картине. Хотя относиться к выставке стоит прежде всего как к выжимке ватиканского собрания, где показаны нечасто гастролирующие произведения (а порой и не гастролирующие вовсе, как «Христос Благословляющий», редкая римская икона XII века с большими утратами, так что дозволение привезти ее в Москву вызывает если и не священный, то все-таки трепет), но у экспозиции имеется и именитый куратор, сотрудник Эрмитажа Аркадий Ипполитов. Он расположил все по хронологии, представив эволюцию живописи от Средневековья до Проторенессанса и Раннего Возрождения в одном зале – к высокому Возрождению, болонским академистам и живописи XVII века во втором. От той самой иконы с Христом – к последней точке с циклом «Астрономических наблюдений» 1711-го, размещенном случайной «виньеткой» в отдельной комнате. Тут Донато Крети живописал известные на тот момент планеты, за которыми наблюдают рокайльные галантные персонажи. В этом должно, видимо, прослеживаться движение от веры к науке или к их сосуществованию, несмотря на то что предыдущие картины ожидаемо демонстрируют торжество религии.

За одним исключением, тем самым упомянутым недавно тривиальным опусом, который, кажется, дает именно кураторский комментарий ко всему происходящему. «Фортуна с кошельком» болонского академиста, потом добившегося успеха и в Вечном городе Гвидо Рени и мастерской – вещь неоконченная, но замысел понятен: заказанная аббатом, она показывает в лицах Удачу и Случай. Сценка заключается в том, что нагое существо с неуверенной анатомией и сиреневой драпировкой, где грудь и длинные волосы выдают женщину (Фортуна), держит наподобие колокольчика кошелек, из которого сыплются монеты, – в то время как озорной Амур (Случай) хватает ее за волосы, чтоб замедлить полет своенравной – но здесь скорее меланхолично-ленивой – дамы. То, что выставка случилась, несмотря ни на что, – хорошо. А в религиозном по специфике собрании Ватикана тоже случаются светские «антракты».

Что касается хронологической структуры, приходится признать, что, как ни сопротивляйся, но когда смотришь два основных зала выставки, в дело вступает вкусовщина. Пока живопись развивалась в сторону освоения объемности пространства и пластической убедительности героев, те зрители, кто предпочитает пусть еще и условное, но компенсирующее это любовью к детализированным рассказам искусство, наверняка предпочтут пойти направо. Хотя в этом более раннем разделе многие работы – лишь части алтарей-полиптихов, которые были в свое время разрознены и разбросаны по разным собраниям, но даже фрагменты почти все производят сильное впечатление. И «Оплакивание» венецианца Карло Кривелли, где горе оплакивающих в жестах, в мимике с открытыми, кричащими от ужаса ртами, как-то удивительно сочетается с общей орнаментальной декоративностью композиции; и рядом – «Оплакивание» из Алтаря Пезаро другого венецианца – Джованни Беллини, контрастирующее с кривеллиевским, напротив, немотой, которой обернулась для героев трагедия. Здесь же – и хрестоматийные, воспроизводящиеся на ватиканских сувенирах музицирующие ангелы с фрески Мелоццо да Форли – в сложных ракурсах, но гармонично и нежно написанные художником, которого, хоть он и не римлянин, приписывают к основателям римской школы. Но самое удивительное произведение – пределла (нижняя часть алтаря) феррарца Эрколе де Роберти. На доске в два с небольшим метра длиной и всего в 30 см шириной он написал «Чудеса святого Винченцо Феррера: Исцеление роженицы – Воскрешение богатого иудея – Исцеление хромого – Спасение ребенка из горящего дома – Воскрешение ребенка, убитого безумной матерью». Мастеру хотелось втиснуть в небольшой формат все: как горюют женщины, как какой-то всадник подъезжает к месту событий, как кому-то во время пожара размозжило голову; как люди в ту пору одевались, как он, де Роберти, умеет писать классическую архитектуру и как он же может добавить сюда полуфантастический храм на краю скалы, закрученной спиралью. Правда, завораживающая обстоятельность рассказа в иконографическом плане до конца до сих пор не разгадана.

Тем же из пришедших на ватиканские гастроли, кто любит более реалистичные по стилистике изображения, налево – во второй зал. И если миниатюрные гризайли с аллегориями Веры и Милосердия (тоже из алтарной пределлы) никак не выдают гениальности Рафаэля – и в этом случае вынесение его имени в заглавие выставки иначе как преувеличением не назвать, то «Положение во гроб» Караваджо, даром что его показывали в Москве на ретроспективе в ГМИИ, стало одной из лучших картин и сегодняшней выставки. Дерзкий человек и смелый художник, Караваджо ставит свой «фирменный» свет, что всегда живет в окружении кромешной тьмы, сопоставляет жизнь и смерть и оставляет героев на краю плиты, что застыла над могилой. Рядом – караваджисты Орацио Джентилески, Сарачени и Трофим Биго (вернее, приписываемые этим двоим работы); Веронезе, наследующий венецианскому колоризму; гламурный, живописно неинтересный «Христос во славе» маньериста Антонио Корреджо; болонские академисты Лодовико Карраччи (который вместе с двоюродными братьями основал Академию вставших на правильный путь, дабы вернуться к штудированию великих мастеров Возрождения), Гвидо Рени и Гверчини; барокко Пьетро да Кортоны и классицизм Пуссена... Живопись местами очень хорошая, местами посредственная, становящаяся технически более изощренной, но порой вместо эмоциональной остроты дающая поверхностную чувственность, а то и высокопарность. Однако на выставке ставка сделана на панораму развития итальянского искусства и бренд музея. Свой бренд Третьяковская галерея покажет в Ватикане в 2017-м, отвезя туда российские картины на евангельские сюжеты.