Дарья Курдюкова
|
|
Выставка показывает, как купеческий город переходил на индустриальные рельсы. Фото автора |
Относительно недалеко друг от друга здесь живут расписной деревянный Никола Можайский XVII века, лубки века XIX – религиозные и нет, вроде «Урока мужьям-дуракам и женам-щеголихам», деревянные коробы-мочесники с простодушными, жизнеутверждающими картинками, резные фрагменты прялок – и образцы текстильных фантазий начала 1930-х из 2-й ситценабивной фабрики Серпуховского хлопчатобумажного треста: неутомимые аэропланы, гармонист, «Труд и спорт» и, конечно, «Ликбез».
«Выкройка нового мира» начинается «Мастерской раннего авангарда» с обилием символистских и импрессионистских вещей. Осматривается, собираясь с силами, в местной культурной традиции прошлого в «Кладовой примитива», где старая оптика обобщенных религиозных и народных форм объединилась с новой выразительностью гончаровских религиозных рисунков, эскизов к показанному Дягилевым в Париже «Золотому петушку», ее истуканов-«Косарей», ларионовского рисунка к «Лету» и напоминания о его коллекции лубков. Одна из главных в проекте, эта глава никак не отменяет всматривания во французское искусство фовизма и кубизма, добавляя местный акцент в общеевропейское обращение к Востоку и традиционным культурам. Новые «-измы» ожидаемо встречаются в «Лаборатории формы», где сезаннизм бубнововалетцев не хочет уступать натиску супрематической беспредметности Ольги Розановой или Сергея Сенькина. А «Платок на столе» Алексея Левина, датируемый 1920-м, когда тот приехал в Москву по приглашению Маяковского, не только напоминает «опрокинутые» столешницы картин Давида Штеренберга, но обозначает черту, где у части художников абстрагирование от формы (глухой синий фон, условная черная геометрия стола) все-таки возвращалось к вещному миру. Тут – с едва ли не сентиментальным белым платочком, покрытым осязаемыми выпуклыми линиями и монограммой художника.
«Фабрика авангарда» подразумевает локальный серпуховский акцент не только в смысле работы с музейной коллекцией. Она показывает перестраивание этого купеческого города на индустриальные рельсы, а позже задействует двух местных художниц. Экспозиция в 200 произведений разместилась в недавно открытом Каретном сарае (с этой площадкой у музея появилось открытое хранение) во дворе усадьбы купчихи Анны Мараевой – владениях, занимаемых Серпуховским музеем, – и дополнена несколькими произведениями из Екатеринбургского музея и Музейно-выставочного центра Серпухова. Стараниями Фатали Талыбова пространство прошито как бы конвейерной лентой (витринами), намекающей на фабричные скорости и в производстве нового искусства.
Наряду с ситцами экспонируют архивные снимки, рассказывающие о «Новом быте», в живописи же видно, как с 1930-х иные темы и иная, чем у авангардистов, стилистика берут верх. Закругляющее выставочную историю «Обратное движение» являет обращение 1960–1970-х к традициям 1920-х не только в сервизе, сделанном по форме авангардистки, ученицы Малевича Анны Лепорской, но и у серпуховских художниц по текстилю Тамары Мухатаевой и Евгении Шестеры. Здесь же пунктирно вспоминают студию Элия Белютина «Новая реальность» как попытку переосмыслить отношение авангарда к выразительности формы.
Одним из сквозных мотивов проекта стало искусство Ларионова и Гончаровой – от ранних рисунков обоих к гончаровским холстам. В Серпухове в 1930-х оказалось 152 работы знаменитой пары, на сегодня известно о 79. Они поступали с 1924 года, первые вещи из квартиры-мастерской Гончаровой и Ларионова в Трехпрудном переулке попали в Первый пролетарский музей, после его расформирования – в основном в регионы. Сокращение ларионовско-гончаровской коллекции почти вдвое – по-видимому, итог 1930–1940-х, когда авангард было велено из памяти вычеркнуть. Например, известное гончаровское кубофутуристическое «Письмо» 1913-го, показываемое теперь и на «Фабрике», (о)казалось утраченным и в 1979-м было списано, а спустя девять лет найдено как оборот другой работы другого автора. К выставке издана брошюра о серпуховском собрании Ларионова и Гончаровой, где обо всем этом рассказано.
В музее говорят, сейчас представлено процентов шестьдесят собрания авангарда. В прошлом году проектом «Невидимы и свободны» в Новом Иерусалиме подвели итоги работы Avant-Garde Lab 5 с местной коллекцией авангарда (см. «НГ» от 12.05.24). У каждой выставки свои акценты, авангард – богатый материал, и было бы здорово, если бы такие проекты и для самих музеев стали внешним взглядом на то, как можно устраивать ротации произведений из собрания.
