Фото Gettyimages
Посол РФ в США Сергей Кисляк, выступая в Университете Джонса Хопкинса, заявил, что у России «не было никаких правовых или моральных причин выдавать Эдварда Сноудена американским властям». Отсутствие правовых причин посол разъяснил, напомнив, что у России и США нет соглашения об экстрадиции. Что же касается морального аспекта невыдачи, то он требует отдельного разговора.
Когда в 2013 году Сноуден получил убежище в России, политики и журналисты в нашей стране говорили и писали, что на родине ему грозит смертная казнь за разглашение государственной тайны. На российском телевидении эту версию можно услышать и сегодня. Моральная сторона решения в такой ситуации не вызывает сомнения. Действительно, сложно принять решение о выдаче человека на смерть, тем более что сам он не убийца, не насильник, не военный преступник и не организатор этнических чисток.
Однако ни по одной из статей, по которым обвиняют Сноудена (а это шпионаж, распространение секретной информации и кража госсобственности), ему не грозит более 10 лет тюрьмы. Тем более что и потенциальный суд в самих США явно приобрел бы политическое измерение, за дело наверняка взялись бы лучшие адвокаты и т.д. Еще в 2013 году генпрокурор США Эрик Холден официально заверял Россию в том, что Сноудену не грозят ни казнь, ни пожизненное заключение. Допустим, российские власти не верят американским. Но в таком случае невыдача – акт не сугубо моральный, а по меньшей мере морально-политический.
Стоит ли при такой аргументации самой России удивляться, если ей станут отказывать в экстрадиции подозреваемых в совершении преступлений, мотивируя это не только правовыми (отсутствие все тех же соглашений), но и нравственными соображениями? Конечно, в России действует мораторий на смертную казнь, но ведь в обществе и политическом истеблишменте немало тех, кто желает ее возвращения. Западные страны могут сослаться на смерть Сергея Магнитского в СИЗО, заявив, что сама российская пенитенциарная система несет угрозу жизни и здоровью людей. Моральной может считаться также невыдача людей суду, который на Западе считают политизированным и ангажированным.
Нравственный аспект невыдачи Сноудена можно понимать и по-другому. Россия может заявить, что одобряет позицию и деятельность бывшего сотрудника Агентства национальной безопасности. Сноуден мотивировал похищение и распространение секретных документов тем, что хочет изменить общество, рассказать ему о том, как им управляют, а конкретно – о том, что спецслужбы организуют слежку за гражданами. Россия, предоставляя такому человеку убежище, могла бы выступить в авангарде борьбы с государственной слежкой, вмешательством в личную жизнь граждан.
Россия этого не делает и едва ли сделает. Поддержав Сноудена не только из гуманных, но и из идейных соображений, государство должно воплощать его идеалы и во внутренней жизни. Однако именно в России мы совсем недавно (и не раз) становились свидетелями скандалов с прослушкой лидеров оппозиции и видеокамерами в их частных квартирах. Именно в нашей стране так называемый пакет Озерова–Яровой облегчает и еще не раз облегчит спецслужбам доступ к интернет-жизни граждан. Защищая Сноудена, Россия живет вовсе не по Сноудену.
Стоит ли говорить о том, как российская власть, в которую плотно интегрированы бывшие сотрудники спецслужб, отнеслась бы к деятельности, скажем, сотрудника ФСБ, который передал бы британскому журналисту секретную информацию? Этот человек получил бы клеймо предателя, а любые ссылки предоставляющих ему убежище стран на мораль воспринимались бы как прикрытие для политической ангажированности.
Андрей Гусейнов 
Дарья Гармоненко 
