Фото агентства городских новостей "Москва"
Первый зампред ЦК КПРФ Юрий Афонин раскритиковал программную статью лидера ЛДПР Леонида Слуцкого о новой индустриализации. Афонин заявил, что партия Слуцкого на 80% «списала» план индустриализации у коммунистов, но забыла о национализации, без которой ничего не заработает. Как бы то ни было, коммунисты и либерал-демократы, вероятно, обозначили главную интригу думских выборов, которые пройдут в следующем году, а именно – кто из них станет второй партией после «Единой России».
Раньше на этот вопрос был понятный ответ: конечно, КПРФ. Остальные боролись за третье место. Конфигурация сил поменялась. Опросы ВЦИОМ и ФОМ последних недель и даже месяцев демонстрируют легкое, но стабильное преимущество ЛДПР над коммунистами. По данным ВЦИОМ, оно периодически вырастает до 1,5%. Замеры ФОМ дают ЛДПР преимущество от 2 до 3%, хотя доля неопределившихся и не желающих идти на выборы больше, чем доля тех, кто собирается голосовать за коммунистов или партию Слуцкого. Коммунисты в любом случае оказались в самом уязвимом положении за всю постсоветскую историю.
В обычной конкурентной политической среде партия задумывалась бы о смене лидера, риторики, электоральной тактики. Ресентимент 90-х и тоска по советскому прошлому уже не работают так, как 20 или даже 10 лет назад. Однако базовый нарратив коммунистов сохраняется, к тому же партия лояльна Геннадию Зюганову и демонстрирует это. И это, кажется, можно объяснить как раз необычностью российской политической системы. Партии чувствуют, что их парламентские мандаты гарантирует скорее воля властей, чем воля избирателей. В выборе электоральной тактики, тем агитации они, по собственным ощущениям, ограничены. Значит, власти нужно продемонстрировать не амбиции, а неизменность, пусть она и похожа на стагнацию.
Если эти ощущения верны, мы все равно наблюдаем легкую смену парадигм. Доминирующая роль «Единой России», партии власти, в последние десятилетия не подвергалась сомнению. При этом казалось нормой, что второе место в стране с большим количеством граждан, живущих небогато и нуждающихся в социальных гарантиях, занимает идейная левая партия. Да, она шла на выборы под серпом и молотом, вспоминала Ленина и даже Сталина, коллективизацию и индустриализацию, клеймила либералов в правительстве. Но в этом была системная логика. Левая оппозиционная партия могла помочь проверить настроения населения, иногда сформулировать какую-то идею, которую у власти получилось бы реализовать на практике. От крайнего левачества в советской обертке удобно было отталкиваться, демонстрируя свою умеренность и современность, адекватность реалиям.
Возможно, это время заканчивается или уже закончилось. ЛДПР всегда была партией лидерско-популистской, идейно гибкой, ее сложно было отнести к левым или правым. Содержательно она остается такой и после смерти Владимира Жириновского. Если ЛДПР закрепляется в роли второй партии, то это, пожалуй, означает, что система уже не пытается отражать более-менее стабильную социально-политическую конъюнктуру, в которой выборы позволяют классам или общественным группам отстоять свои оформленные интересы.
Система скорее фиксирует другую реальность. В этой реальности граждане живут политической жизнью только в короткие околовыборные периоды времени. Нужна идейно гибкая, но при этом лояльная власти партия, способная реагировать на внезапную перемену общественных настроений, аккумулировать запрос любого толка – от «отнять и поделить» и антимигрантской волны до радикализма по теме Украины и СВО. Популистская структура лидерского типа подходит для этой роли лучше, чем идейно-ориентированная, пусть и тоже лояльная.
Ольга Соловьева 
