Зашкурить под грунт

Николай Байтов предлагает воспринимать стихи двояко. Фото Валерия Панфилова

В клубе «Дача на Покровке» прошла презентация поэтической книги Николая Байтова «Энциклопедия иллюзии». Название во многом характеризует и отражает поэтику автора – парадоксальную, неожиданную, полную ловушек-обманок. Об этом говорит и некоторое плутовство, хитринка, иногда улавливаемые в его манере держаться. Как сообщил критик Игорь Гулин, он уже 10 лет ходит вокруг да около творчества Байтова, «собирает улики и сигналы» и до сих пор может только догадываться – какое этому дать определение. Игорь Гулин сравнил поэтику Николая Байтова с фильмом Ирины Поволоцкой «Таинственная стена», в котором в тайге откуда ни возьмись появляется и вновь исчезает стена, и что за этой стеной – никто догадаться не может. Вот и здесь также: всегда присутствует тайна. Есть некоторая метафизическая Стена, которая отделяет от чего-то и указывает на что-то, находящееся за ней – невиданное, истинное. Исследование творчества Байтова Гулин сравнил с изучением сложных конструкций, массивных тел, сопровождаемым хождением вокруг, постоянным возвращением, процессом ощупывания.

Сам Николай Байтов рассказал, что в книге собран «крупный метр» – 18 поэм, созданных за 32 года. Причем 10 поэм в книгу не вошли. Первую вещь, которая так и называлась «Энциклопедия иллюзий», поэт не читал, поскольку она читается на два голоса, и ранее он озвучивал ее вместе со своим сыном Митей, который в этот раз не смог присутствовать. Прозвучала поэма 1992 года «Плита»: «Зашпаклевано. Зашкурить под грунт./ Закури садись. Кадри тех подруг./ Перед смертью у меня одной есть портрет./ Без подробностей зашкурить под мрамор./ Сказал, гладко ободрать – и под грунт./ Сказал, не надо: я с тех пор продрог./ В железнодорожном был обут, одет./ Стипендия плюс бесплатный проезд./ Кому надо, с ручками лакированный гроб./ Не обижаюсь в комбинезоне рваном». По мере чтения слушатели убеждались, что путем энциклопедических перечислений, наслоений автор создает своего рода головоломку, плетет сети и лабиринты, выход из которых может быть самым странным. Как, например, в поэме «Лодья», написанной реалистично, в форме «белого стиха»: у героя мистически пропадает подруга, и он прыгает с поезда, чтобы ее найти. Однако эпилог-резюме поворачивает все с ног на голову: «Ну, что ж, перечитай поэму –/ Теперь уж с некою подсказкой:/ здесь все трактуется двояко. –/ Быть может, женщине несчастной/ пришлось спасаться от маньяка».

По просьбе Игоря Гулина Николай Байтов прочитал поэму «То ли в сумочке…», затем поэму «Три года», более других наполненную литературными аллюзиями: «Мороз и солнце, день чудесный./ Пушистый иней лес окрестный/ посеребрил – и мерседес свой/ разогревает коммерсант./ Его приятель закулисный,/ влиятельный и мускулистый,/ с улыбкой взор свой заскорузлый/ подъемлет к ярким небесам: <…> Трещит камин – и мы примолкли./ Мигают лампочки на елке./ «Прокатимся до Красной Горки,/ туда и путь всего пустяк!» –/ звучит мечта... Но сразу глохнет./ Седая темень бьется в окна./ И буря мглою небо кроет./ И вихри снежные свистят». Но больше всего эмоций вызвала поэма «39 комнат», которую попросил прочитать ведущий вечера поэт и культуртрегер Юрий Цветков. Байтов вспомнил, что во время литературной поездки по Сербии ему пришлось читать ее раз пять, в каждом городе, потому что только она была переведена на сербский. Эта поэма, каждая из 39 строф которой начинается фразой «Вот комната моя», показывает, сколь многогранно – реалистично и метафизично можно описать одно и то же пространство: «7. Вот комната моя. В ней шесть иль даже семь/ квадратных метров. – Что ж? – мне измерять их лень./ И незачем. Вон шкаф измерил раз/ да и забыл тотчас. <…> 21. Вот комната моя, в ней гости и вино./ Две дамы курят «Мор», пуская дым в окно./ Движенье, смех. Олег прочел эссе./ И вновь налили все». Что и сделали все участники и гости в финале вечера.