Елена Герчук СЕЙЧАС уже бессмысленно выяснять, кто первый сказал "э!". Очевидно, что желание делить пополам все, что попадется под руку, возникло у разных художников книги практически одновременно и не так уж давно. Но с тех пор прилавки успели заполниться половинками книг - в зависимости от освещенности то черная погружается в темноту, то белая сливается с освещенным пространством; половинками заголовков, тающих в фоне; половинками лиц и фигур. Даже знаменитый вагриусовский ослик лишился на авантитулах серии современной прозы значительной части своего организма, хотя и несколько меньшей, чем половина.
Конечно, разные художники используют это "деление пополам" по-разному. В одних случаях оно разыгрывается ими на уровне парадокса, в других - отработанного, осмысленного приема, в третьих - на уровне приема, существующего как данность и якобы не нуждающегося в осмыслении. Например, две половинки лица писателя Сорокина на корешках двухтомника его прозы создают удивительный двойной эффект: с одной стороны, абсолютной законченности - в самом деле, что произошло бы, напиши Сорокин еще один том? - с другой - принципиальной неделимости. Мало кто решится своими руками вытащить с полки один из томов, оставив другой смотреть одним глазом.
Переплеты серии "Женский почерк" вызывают у читателей ряд ассоциаций, скорее, смысловых. Все соглашаются, что подглядывание из-за угла современной женской прозе вполне свойственно, но при этом естественное желание восстановить целостность неделимого все же превалирует. Если есть одна половина, то где-то должна быть и вторая, и читатели терпеливо ждут появления никем им не обещанной симметричной мужской серии.
Деление же пополам книжного переплета приводит к совсем странным результатам. Если человеческое лицо еще обладает некоторой условной, хотя и не абсолютной симметрией, то книга - вещь принципиально несимметричная, динамика заложена в самой ее конструкции, в движении глаза слева направо, в движении руки, открывающей крышку переплета и перелистывающей страницы. Цветовой же контраст левой и правой сторон не притормаживает взгляда, давая ему возможность хотя бы название книги прочесть, а со всего размаха останавливает это движение, ломая пополам не прямоугольник переплета, а саму книгу как предмет, лишая ее всякой материальности.
Что уж говорить о несчастных авторах, теряющих по воле художника то имя, то фамилию; о нечитаемых буквах, попавших на стык двух фонов и провалившихся в результате в какую-то научно-фантастическую подпространственную дыру! Их судьбы - лишь частности в общем потоке великой тенденции деления пополам.
Оговоримся в конце: мы не собираемся объявлять эту тенденцию бессмысленной или вульгарной. Но, как любая тенденция, она должна иметь какие-то глубокие причины, которые следует выявлять и осмыслять; в противном случае "деление пополам" останется всего лишь формальным приемом, вызывающим у посетителей магазинов только очередные приступы расходящегося косоглазия.
