Надежда Муравьева Хрестоматийная героиня Антона Чехова – та самая, которая, как стрекоза из басни, все время прыгала – постоянно гонялась за знаменитостями. Дамочка была прямо-таки помешана на великих людях и так этим расстраивала желчного автора, что хоть плачь. Чехову (так как он сам был великим и ни за кем поэтому не бегал) было не понять этой удивительной страсти. Он с недоумением писал: «Она боготворила знаменитых людей, гордилась ими и каждую ночь видела их во сне. Она жаждала их и никак не могла утолить своей жажды. Старые уходили и забывались, приходили на смену им новые, но и к этим она скоро привыкала или разочаровывалась в них и начинала жадно искать новых и новых великих людей, находила и опять искала. Для чего?»
И верно: для чего? На этот вопрос ответов можно придумать множество. Да что – ответов! И без всяких ответов неумную чеховскую героиню нетрудно понять. Достаточно вспомнить то, что нынче с нами происходит. Мы вот, хоть и не прыгаем, как сумасшедшие, не раскатываем по реке Волге с немытыми художниками и не бегаем по портнихам, тоже не в силах удержаться от соблазна поохотиться за великими. Соблазн подобного рода, как говорила Анна Ахматова, «в тиши живет». То есть, если перевести это высказывание на язык суровой прозы, живет он за письменным столом, в самой что ни на есть кабинетной тиши. Так как живет он именно там, то смело можно сделать вывод, что попадаются на его удочку в большинстве случаев писатели. В наше время они тоже «жаждут» великих и «никак не могут утолить своей жажды».
Видимо, дело в том, что со знаменитыми людьми все заранее понятно: читатель и так знает, что очередной герой – будь то Лермонтов или Шаляпин – личность неординарная, уже приобретшая себе «талон на место у колонн». Поэтому доказывать читателю ничего не надо. Не надо его убеждать, что такой герой, мол, достоин целой книги. В данном случае не автор делает одолжение протагонисту, а прославленный, ушедший в мир иной протагонист – автору. Смиренный же автор только следует издали за облюбованным знаменитым человеком и почтительно (а иногда не очень) размышляет и измышляет.
В результате как-то так выходит, что автор тоже удостаивается под сурдинку «талона на место у колонн». Попросту говоря, он делит талон своего героя пополам. И сразу попадает «в дамки».
Вот мы и ответили на чеховский вопрос. Интересно, согласился бы сам дидактический Антон Павлович с такой трактовкой? Или – нет?
