Губы в движении

Илья Сельвинский. Из пепла, из поэм, из сновидений. - М.: Время, 2004, 752 с. (Поэтическая библиотека).

О том, что Илья Сельвинский недооценен как поэт, в последнее время уже говорилось. Во всяком случае, два знаменитых Евгения современной словесности - Евтушенко и Рейн - не раз высказывались в пользу этого полузабытого поэта сталинской эпохи. Вот и Александр Ревич, составивший данный сборник и написавший к нему предисловие, утверждает, что настоящего Сельвинского мы, в общем-то, и не знаем. Что он глубже и интереснее, чем кажется на первый взгляд. Интереснее и как автор, и как личность.

Действительно, есть у читающей публики устойчивый стереотип. О Сельвинском если и вспоминают, то как о насквозь советском поэте в худшем смысле этого слова, в ряду, украшенном именами Демьяна Бедного, Кирсанова и Лебедева-Кумача. Хорошо лично знавший Сельвинского и ценящий его творчество Ревич задумал эту книгу с благородной целью - разрушить негативный и несправедливый миф.

Сельвинский предстает здесь в нескольких ипостасях. Прежде всего как экспериментатор, как новатор стиха. Вспомним, что в свое время его сравнивали с Маяковским в смысле энергичности высказывания и смелости работы со словом, с поэтической формой. Будучи лидером так называемого "конструктивизма", он объединил вокруг себя группу поэтов, включая Багрицкого и Луговского. С другой стороны, Ревич считает Сельвинского предтечей абсурдизма - прежде всего Олейникова и Хармса. Еще одна роль Сельвинского - поэт-патриот, часто превращающий гражданскую тему в невольный фарс. Как пишет в предисловии Ревич, "в произведениях Сельвинского вопреки его авторской воле все время прорывается нечто неугодное советскому режиму┘". Кстати, отношения с властью вопреки распространенному мнению были отнюдь не безоблачными - поэт никогда не был фаворитом режима.

Любители смысловой игры в бисер - наряду с искателями особенной чувственности и тонкого психологизма - будут, пожалуй, разочарованы. Но у ценителей словесной эквилибристики и поэтической виртуозности Сельвинский должен вызвать настоящий восторг. Владение техникой стиха у него действительно феноменальное, в ход идут изощреннейшие рифмы и ритмы, аллитерации и ассонансы. Взять, к примеру, такое частушечное четверостишие из поэмы "Пушторг": "Как ни ухни, кума, / Как ни эхни, кума, / Я не с кухни, кума, / Я из техникума".

В его стихах - энергетика и витальность, свойственная эпохе и зафиксированная в тексте, владение разными стилями и разными голосами, тонкое фольклорное чутье. Его поэзия удивительно музыкальна - конечно, это музыкальность не бальных танцев Штрауса, а революционного сумбура Шостаковича. Его сознание насквозь вербально. Цецилия Воскресенская, вдова поэта, вспоминает о том, как стеснялась ходить с Сельвинским по улицам, потому что тот постоянно что-то шептал, иногда даже произносил слова вслух: "Губы его находились все время в движении".

Наверное, Сельвинского следует считать поэтом формы и мысли. Это в большей части текстов - головной и "прагматичный" автор. Но, может быть, именно поэтому в тех немногих традиционных стихах, где он раскрывается стихийно, где мозг не в силах контролировать сердце, - строчки особенно трогают и впечатляют. И, конечно, чаще это происходит в стихах о любви: "Позови меня, позови меня, / А не смеешь шепнуть письму, / Назови меня хоть по имени - / Я дыханьем тебя обойму!"

Нужно признать, что усилия Александра Ревича увенчались успехом. Соприкоснувшись с этой книгой, мы видим поэта невероятно одаренного, мучившегося своей судьбой, влюбленного в сам процесс литературы, находящегося в нравственном конфликте и с эпохой, и с собственным даром. В этом конфликте он часто терпит поражение, и, когда знаешь, что он принял участие в травле Пастернака, что Юрий Андропов изучал по нему науку поэзии, - любое его творческое усилие невольно воспринимается сквозь призму этого знания┘ Снова слово Ревичу: "Будучи художником ярким, вопреки своей воле объективно выразившим трагическую эпоху, Сельвинский во многом опередил эстетические "находки" идущих следом и может оказаться современником нынешнего поколения, которое в силу неисповедимости тайных пружин общественного мнения и вкуса не имеет представления о его поэзии, либо имеет о ней превратные суждения┘" Действительно, как бы там ни было, Илья Сельвинский в нашей культуре - явление и ценность, и заслуживает он большего внимания, чем выпадало ему в последние десятилетия.