Душа немного захромала

Был ослик – стала зебра. Фото Рафаэля Кине

Опыт Десницкого

Что далее. А далее – зима...

Иосиф Бродский

Говорят, в жизни человеческой ничего неожиданного не происходит, а то, что все время случается, предопределено, мол, некими высшими силами. Поэт Десницкий в этом почти не сомневался. При этом, когда в голову не приходила нужная рифма, он никогда не отказывал себе в удовольствии покрыть эти самые силы самым грязным в мире матом.

Стихи не шли и в ночь, когда по радио обещали метеоритный дождь. Поэт ждал его, как музу. А дождь на дворе лил самый обыкновенный – мокрый, вульгарный.

Десницкий, не отрывая глаз от монитора, потянулся за сигаретами и смахнул пачку на пол. Наклонился за ней, подобрал, а когда хотел выпрямиться в своем стареньком кресле, сильно ударился затылком о край стола. Очень больно ударился, но сначала дискомфорта не почувствовал – стол опрокинулся и увлек за собой компьютер со всеми его причиндалами и творчеством за последние несколько лет.

Тяжелый компьютер похоронил под собой телефон.

Полная пепельница разлетелась по новенькому ковру.

Разбилась любимая чашка.

Разбил очки...

Лежит Десницкий на оскверненном случайно предопределенным погромом ковре и думает: «Говорили же мне, если поэт жизни не видел, трудностей не испытывал, никаких стихов писать не сможет, а только глупости одни! А тут, смотри, случились сразу и динамика, и трудности, и разочарование, и досада, и потери, и боль в затылке такая, будто давление под двести поднялось...»

Встал. Качнулся. Покряхтел. Ругнулся грязным матом. Прибрался. И теперь уже с серьезным жизненным опытом попытался продолжить поэму о транквилизаторах. Рифма, сволочь, так и не пошла. А метеоритный дождь за окном пошел сразу, как только недовольный собой и жизнью Десницкий уснул...

Зебра

У Чамо дела совсем не шли. Столовая парка грузовых машин, в которой он работал, перестала кормить. Не то чтобы водители большегрузов там совсем не питались, но делали они это так неохотно и как бы между прочим, что к рукам Чамо ну почти ничего не прилипало. Даже душа немного захромала. А с хромой душой какая жизнь!

Конечно, так было не всегда. Сначала вроде шло ничего, но потом сюда из ближайшей деревни повадился старичок на своем ишаке. Нагрузит лаваш, мацун, сыр, зелень и располагается, подлец, практически у входа в столовую. Всех посетителей от столовой отвадил!

– Ты бы, старик, подальше вел свою торговлю, что ли, – увещевал Чамо старичка. – Видишь, люди в столовую мою не ходят.

Но старик выдался упрямый.

– Тут, – говорит, – общественная территория, не твоя. И здесь у меня торговля идет хорошо.

Попробовал уговорить старика отдавать ему товар оптом, но тот заупрямился – привык сам коротать свое время. Ни увещевания, ни угрозы ни к чему не приводили. Каждый день ближе к обеденному перерыву из-за угла гаража появлялся ишак, за ним – ненавистный старик. Он привязывал животное к иве, раскладывал продукты на хранившемся за деревом ящике. И к нему снова тянулись водители. И не только водители, но и горожане, жившие по соседству с автопарком. Все были бы и рады помочь Чамо, да вот тянуло их к лавашу с сыром и зеленью из деревни.

Так долго продолжаться не могло, но продолжалось.

«И чего он не помрет, старый козел, едва ходит!» – думал Чамо, сначала стесняясь собственных мыслей, а потом – всё смелее. Однако старик помирать не собирался. И аккуратно приходил на облюбованное место каждый день. По нему часы можно было сверять. Ситуацию не спасли даже котлеты, как домашние, но приготовленные в столовке...

А сумасшедшие мысли, знайте, приходят в голову не только сумасшедшим. Но именно благодаря таким мыслям некоторые люди в истории задерживаются. Кто-то остается даже надолго. К примеру, Дидро – навечно, помните?

Идея насолить старику зрела-зрела и однажды созрела совсем. Еще с вечера Чамо приготовил ведро белой краски, той, что асфальт размечают, и кисть средней ширины. Подговорил пару человек отвлечь старика – увести на стакан-другой вина. Но что задумал, никому не сказал...

Ночь прошла практически бессонная. И новый день сюрпризов не преподнес. Из-за гаража сначала появилась морда осла, потом передние ноги, затем вся остальная бренность его, в заключение дополненная ненавистным стариком. Конкурент привычно привязал ишака к иве, разложил товар на ящике. Закурил «Приму».

«Довольный, подлец!» – неприязненно подумал Чамо. Но в душе, конечно, понимал, что ни одному подлецу не с чего быть недовольным, если он дожил до глубокой старости, живой, сидит на свежем воздухе, курит, а через пару часов у него в кармане будет целый червонец!

Весть о том, что сейчас здесь что-то произойдет, разлетелась по гаражу мгновенно. Никто не знал, что именно будет, но все понимали, что Чамо что-то задумал. И когда старика увели за гараж – на вино, ну чистое, как слеза, ни капли сахара! – все взоры устремились на Чамо. Он выбежал с ведром краски в одной руке и кистью в другой. Времени было мало, но он успел всё! Ну а если быть поточнее – быстрыми смелыми мазками, достойными Минаса, раскрасил бедного ишака, как зебру. Животное не сопротивлялось, видимо, стараясь извлечь в жару максимум удовольствия от прохладного массажа. И когда дело было сделано, на привязи оставалась уже зебра, не ишак. Ему даже перепуганные мухи перестали досаждать.

А потом пришел старик. Растерянно огляделся. И нервно забегал. С криками и матом – ишака увели! Узнать свое животное в зебре он был решительно не готов. Ну стоит на привязи зебра, и хрен с ней! Чужая, точно. Ишака нет!

Понадобилось время, чтобы успокоить старика. Объяснить, что это была шутка, что это и есть его ишак и больше никто другой. Налить еще. Когда до деда наконец всё дошло, он разразился проклятиями в адрес не только Чамо и его столовой, но и своих собутыльников, членов их семей, домашних животных – вплоть, как говорил местный острослов, до седьмого каления. В общем, пока не вспомнил все ругательства, которые за жизнь выучил, не успокоился...

...По городу шла зебра, за ней – пьяный и явно чем-то недовольный старик. Говорят, больше он в городе не показывался. И еще потом говорили, что кто-то предложил обогатить герб города изображением зебры. Но большинство посчитали это чересчур радикальным для города в горах. А дела Чамо снова пошли в гору.   

Ереван