Еда, актеры, фокусы

Главное, чтобы наливали. Диего Родригес Веласкес да Сильва. Крестьяне за столом. 1620. Музей изобразительных искусств, Будапешт

Жизнь и смерть господина Хренохлюпова

Однажды родился мальчик, а фамилия у него была Хренохлюпов, к тому же когда он вырос, то стал фокусником.

Фокусники, как известно, народ богатый, так что ездить на работу на таксо не позволяла совесть, и передвигался Хренохлюпов на автобусе.

Едет он с утра, в радостном лице, еще не голодный, в автобусе номер 105к, который едет от станции метро «Динамо» до станции метро «Сокол», выглядывает в окно – а там проспект Мира.

«Пропустите братцы, дело горит!» – воскликнул Хренохлюпов, безуспешно пытаясь протиснуться к выходу.

«Ну что ж вы за звери, неужто не видно, и вправду горит у человека!» – просипела басом, одновременно вставая Хренохлюпову на ноги для улучшения акустики случайная круглая женщина.

«Остановка станция метро «Крылатское», – механически пропел автобус, отбирая у фокусника последнюю надежду на сегодняшний ужин.

Лицо Хренохлюпова напряглось, покраснело, раздулось, а потом перестало.

«Сгорел на работе», – сказал кто-то, выходя на Планетной улице.

Драма на обеде

Лысый поднес тарелку с супом к своему подбородку и быстро задвигал ложкой, отправляя миллилитры овощного супа себе в рот.

– Так о чем бишь ты там? – прохлюпал он. – Где драма?

Вопрос застал Бритого врасплох, когда он, перегибаясь своим длинным и узким телом через весь обеденный стол, пытался наворовать себе в тарелку немного крылышек.

– Чо? – сказал он.

– Ну драма, драма то в чем? Какая проблема? Что вы там опять не поделили? – ответил Лысый, аккуратно ставя на место идеально вычищенную от остатков пищи посуду. – Ты ответь, почему у меня ни разу с ним никакой проблемы, а у тебя – как часы! Каждый вторник после консультаций бежишь ко мне плакаться.

Бритый выпрямился и попытался уничижительно посмотреть на собеседника. Его руки очищали куриные кости от мяса.

– Так тебе-то чо, тебе ничо. Ты у нас золотой павлин, птица гордая, золотые яйца несущая. К тебе никаких придирок. А я чо? Каждый раз, каждую сраную неделю этот, видите ли, гений, всем во мне недоволен. Вот ты знаешь, что сегодня он сказал?

– А это интересно? – улыбнулся Лысый, пододвигая мизинцем поближе к себе огромный кусман морковного пирога со сливочным кремом.

– Его превосходительство изволило мне сообщить, что я, блин, недостаточно массивный. Недостаток массы у меня, за шваброй спрятаться, – пропищал Бритый, закидывая очищенную косточку себе в рот.

Лысый вытер уголок рта жирными, в креме, пальцами. 

– Ну так правда же, чего ты кипишуешь? – сказал он. – Я тебе давно говорю, твои эти сектантские штучки до добра не доведут. Вспомни римлян. Поедят, поблюют, снова поедят, снова поблюют – сплошная красота и удовольствие.

От сладостной картинки Лысый прикрыл глаза и немного вспотел. 

– А ты что? – продолжал он. – Бледный, тощий, непонятно, как тебя на сцене-то видать. Правду, короче, говорит господин режиссеровщик, правду. А правда – штука неприятная.

– Во-первых, я тебе уже тысячу раз говорил, что это не секта, а вполне понятная научная теория об уменьшении общевселенской энтропии путем ограничения собственных… – завелся было Бритый, но Лысый в ответ уже закатил глаза и привычным движением предложил ему переходить к сути.

– Ну да ты же понимаешь, – сказал Бритый уже спокойным тоном, – мы вроде как по этому поводу договорились. Но меня что бесит? Знаешь?

– Язва? – весело хрюкнул Лысый.

– В жопе у тебя язва, нет. – Бритый приподнял свою задницу от стула, для выразительности. – Бесит, что на общем собрании эта сволочь говорит, что каждый из нас – член семьи, все мы друг за друга горой, одна команда и всякое такое, а потом, один на один... – Тут Бритый как-то остановился, пробежал глазами по углам и тихонько выдохнул: – За шею хватает, на ребрах играет, их же считает и вообще ведет себя до ужаса фамильярно.

– И оскорбляет еще в довесок, до глубины души, – уже откровенно веселясь, сказал Лысый.

Бритый посмотрел на друга, сел обратно на стул и обиженно замолчал. На его тарелке высилась горка куриного мяса без единой кости.

– Ну ладно тебе, – попытался примириться Лысый, – такая наша тяжелая актерская доля. Давай лучше того, по разочку, за дело?

– Ну за дело, так я всегда готов. Но от тебя бы побольше сочувствия, – выдохнул Бритый и полез под стол.

– Я тут не для сочувствия, знаешь ли. Я здесь для удовольствия, –  основательно закруглил разговор Лысый и цокнул языком, вслушиваясь в звон пустых бутылок у себя под ногами.