Андрей Мартынов Начало прошлого столетия тесно увязывается в общественном сознании с расцветом не только отечественной культуры (Серебряный век и религиозный ренессанс, первая волна эмиграции), но и с политическим и экономическим возрождением государства. И действительно, немного найдется государственных деятелей, сравнимых с такими премьер-министрами, как Сергей Витте или Петр Столыпин. Да и их противники как справа, так и слева были не менее харизматичны. Вспомним один лишь скандальный образ «столыпинских галстуков», созданный кадетом Федором Родичевым.
Вот только подобное разнообразие не было чем-то эксклюзивным, внутрироссийским. Ярких политиков или писателей было не меньше в то время и в других странах. Так? Уинстон Черчилль в своих мемуарных очерках не ограничивается внутрианглийскими образами создателя скаутского движения генерала Роберта Баден-Пауэлла или короля Георга V. Портреты Франклина Рузвельта (еще не ставшего президентом) или испанского короля Альфонсо XIII (уже изгнанного из страны) рисуют нам столь же сильных личностей и незаурядных политиков. А Гитлер у него не менее инфернален, чем характеристика Бориса Савинкова, данная министром иностранных дел Сергеем Сазоновым, которую приводит Черчилль: «Он – убийца. Я в шоке от работы с ним. Но что делать? Он самый знающий, самый сильный и самый энергичный. С ним никто не сравнится».
То же и с писателями. Да, еще до революции российская известность Дмитрия Мережковского или Максима Горького была соотносима с мировой. О Горьком даже читали лекции в европейских университетах┘ Остается сожалеть, что тогда не читали аналогичные лекции о Джеймсе Джойсе или Ричарде Олдингтоне. Впрочем, у Олдингтона в то время были определенные сложности. Его знаменитый роман «Смерть героя» вышел в несколько купированном виде. Так что проблемы с цензурой, о которых пишет Алан Кубатиев, были не только у Джойса. Но не в этом дело. Расцвет литературы, освободившейся от моды на позитивизм и рациональный взгляд на мир, был и в других странах. Франц Кафка в Австрии, Мигель де Унамуно в Испании, Луиджи Пиранделло в Италии. Да и Джойсу на пятки наступал его ученик Сэмюэль Беккет┘
Почему в отечественной культуре возникают мифы, подобные мифу об исключительности Серебряного века? По двум причинам. Во-первых, насильственный слом в ходе революции и последующих событий придал ему трагические, а потому более заметные черты. Во-вторых, мифы во всем мире давно уже стали заменой идеологии, прочно заняв место в политике, истории, той же литературе. В ряде случаев происходит педалирование культурных или политических достоинств страны, этакий белый пиар. А иногда самоутверждение происходит за счет унижения оппонента – черный пиар.
И остается два варианта: или рассматривать собственную культуру в контексте современных ей интеллектуальных поисков, или воспринимать ее как таллинского «бронзового солдата», о котором пишет Геннадий Бордюгов. Но тогда не нужно обижаться, если для других она станет «оккупантом» и он захочет перенести ее на задворки истории.
