Андрей Мартынов Одним из стойких мифов советской власти было утверждение о ее народности, а потому законности. Фабрики принадлежат рабочим, земля – крестьянам… Правда, популярный лозунг того времени «Искусство принадлежит народу» население быстро переименовало в более ернический: «Искусство принадлежит мне. Народ».
Говорить о пришедшей к власти в результате почти пятилетней Гражданской войны партии как о победе народа представляется довольно грубой методологической ошибкой. Партия переводится с латинского как часть (pars, partis). Как часть может представлять весь народ, все население? Да, коммунисты были (и остаются) частью народа. Но лишь частью.
Хуже, что большевики забыли о том, что им противостоит тоже народ. И здесь речь идет не о довольно глупом штампе «братоубийственная Гражданская война». Братья разные бывают – не только Авели, но и Каины. Важнее помнить, что приход к власти мыслился Лениным в категориях то ли военной, то ли контртеррористической операции: «завоевание политической власти и подавление сопротивления эксплуататоров», «мы Россию отвоевали» («Очередные задачи Советской власти»). Одновременно отношение к своим врагам у большевиков во время Гражданской войны было предельно жестоким. И не только по окончании боев, как в Крыму, но и ранее, в ходе самих сражений. Напомню, что в ходе Гражданской войны в США поверженные лидеры южан не подвергались сколько-нибудь тяжелым репрессиям. Президент конфедератов Дэвис Джефферсон провел в заключении всего два года, а после активно включился в политическую жизнь Америки, предприняв, правда, неудачную попытку избрания в Сенат, а вице-президент Александр Стивенс отсидел всего пять месяцев. После чего стал губернатором родного штата Джорджия.
Отношение к собственному народу, как населению завоеванной колонии, было и во время Второй мировой войны. И блокадный Ленинград, в котором, правда, от голода не страдали партийные функционеры, – возможно, самый трагический, но не единственный пример. Не сумев организовать эвакуацию с территорий, оккупированных вермахтом, коммунисты, проводя в отношении гитлеровцев политику выжженной земли, одновременно обрекали на голод и лишения своих граждан.
Впрочем, даже если отношение к народу не принимало формы откровенного насилия, лучше от этого не становилось. Власть просто игнорировала социальные обязательства по отношению к населению: крестьяне, получавшие пенсию в несколько десятков рублей, дефицит продуктов и предметов первой необходимости.
Отдельно стоит вопрос о свободе слова. В условиях «активной несвободы» (Карл Маркс) искусство никак не могло принадлежать народу. О каком искусстве могла идти речь в силу монополии государства на печать и жестких цензурных ограничений? Тем более что нарушение запретов цензуры грозило репрессиями, в том числе и уголовными. Незадолго до смерти Андрей Белый признавался, что при всем желании не может научиться писать «просто».
Могут справедливо возразить: а как же бесплатные образование и медицинское обслуживание или низкие коммунальные платежи?
Верно, все это было. Но было, например, и постановление Совнаркома СССР от 26 октября 1940 года № 638 «Об установлении платности обучения в старших классах средних школ и в высших учебных заведениях СССР и об изменении порядка назначений стипендий».
И еще один момент. Цена этих социальных программ, созданных за счет невинных жертв. Это все равно что есть из тарелки расстрелянного или жить в квартире отправленного в ГУЛАГ.
Хотя некоторым это даже нравилось.
