Я вернусь в ноябре…

Когда будет ледок на воде… Фото Екатерины Богдановой

Увы, так бывает. Поэт пишет-пишет, а вспоминают его по одному стихотворению. Вот и недавно умерший Мирослав Немиров (в одном из ближайших номеров, надеюсь, выйдет целая полоса, ему посвященная) сочинил множество прекрасных стихотворений, а «визитная карточка» одна: «Станция «Речной вокзал,/ Поезд дальше не идет,/ А меня…» (ну, там дальше матом, не буду цитировать). Тем более что я отвлекся. Евгений Блажеевский тоже знаменит одним лишь стихотворением: «По дороге в Загорск…» Понятно: песню-то в исполнении Бичевской многие, наверное, слышали. Хотя стихи, конечно, замечательные, другое дело, что тут все-таки не одно стихотворение, а целый венок сонетов.

Коли водка сладка, коли 

сделалось горьким варенье –

Не вина, а беда беспробудных

ваньков и марусь.

Безрассудному пьянству 

не буду искать объясненье,

Но насколько оно безрассудно,

сказать не берусь.

В этой слякоти дней, 

в этом скучном 

ничтожестве быта

Как забвенье – бутылка, 

как счастье – граненый 

стакан…

Керосинная бочка судьбы 

да четыре копыта,

И куда доходяге коню 

подражать рысакам!...

Евгений Блажеевский. Письмо. – М.: Арт Хаус медиа, 2015. – 384 с.

Писатель Юрий Кувалдин так писал о Блажеевском: «Творчество Евгения Блажеевского (1947–1999), с одной стороны, продолжает известное стихотворение Мандельштама «От легкой жизни мы сошли с ума./ С утра вино, а вечером похмелье./ Как удержать напрасное веселье/ Румянец твой, о, пьяная чума?!», с другой же – заключается в подспудном споре с не менее известными стихами Николая Глазкова: «Живу в своей квартире/ Тем, что пилю дрова./ Арбат 44,/ Квартира 22». То, что иные считают мирской суетой или выбрасывают из художественного опыта за ненадобностью – мир вещей детства, родня, незамысловатый московский быт простого люда, оторванного от своих корней, – стало стержнем его творчества. Лучшие стихи Блажеевского – словно изображения обыденности, иными словами – быта, в своеобразных инфракрасных лучах, выявляющих в привычной картине участки холодные, теплые, раскаленные. В этом отношении приписывание натуральной жизни значений, в частности в процессе художественного осмысления, неизбежно включает в себя разложение целостного образа на фрагменты или, проще говоря, разложение смыслов по полочкам, чтобы всем было понятно, о чем идет речь…» («НГ-EL» от 11.10.07).

Примерно о том же пишет в послесловии к сборнику Ефим Бершин: «…Сутью и целью было максимально точный перевод с Божьего на русский, доступный и внятный, для чего к концу жизни почти полностью отказался от метафор».

Может, и так.

Съезжает московское лето,

И выброшен счет лицевой.

Любви золотая карета

Дорогой летит кольцевой.

Мелькают столбы да березки,

А мы остаемся, увы,

Одни на пустом перекрестке

Уже облетевшей Москвы.

Кстати, о московском лете. Бершин пишет: «…Короткое московское лето заканчивалось, как всегда, неожиданно. А осень… Осень у него была своя. Осень для него была не просто временем года – синонимом ухода. Осенью бездна подступала вплотную, вместе со стихами. Порознь они к Блажеевскому не ходили. И поэтому с первыми дождями и северным ветром, в тот промежуток, когда лето уже кончилось, а стихи еще не пришли, на него было больно смотреть».

Блажеевский, мне кажется, – очень московский поэт, хотя и родился не в Москве. Родился он в Кировобаде, но уже с 60-х жил в Москве. То есть, собственно, поэт Блажеевский – москвич. «Метро «Новослободская»./ Декабрь./ Стою под фонарем у турникета…», «В Сокольниках сентябрь./ И я к Преображенской/ До станции метро/ Шагаю через мост…» И т.д. и т.п.

Я вернусь в ноябре, когда будет

ледок на воде,

Постою у ворот у Никитских,

сутулясь в тумане,

Подожду у «Повторного»

фильма повторного, где

Моя юность, возможно, 

пройдет на холодном экране.

Я вернусь в ноябре, 

подавившись тоской, 

как куском,

Но сеанса не будет и юности 

я не угоден.

Только клочья тумана 

на мокром бульваре Тверском,

Только желтый сквозняк – 

из пустых подворотен.

Да. Кончилось лето.

А осенью подступают – стихи и бездна.

При жизни у Блажеевского вышли две книги. Два сборника – после смерти, в 2001-м и 2005-м. И вот пятая книжка. Надеюсь, она найдет читателя.