Мы жили дуновеньем книжным. Фото Андрея Щербака-Жукова
* * *
Мне прежних лет уже не жалко,
Но с жизнью не стихает спор.
Меня взрастила коммуналка
И воспитал московский двор.
Там все всегда делили
с ближним,
И мир казался чист и прост.
Мы жили дуновеньем книжным,
Махнув за братство первый
тост.
И девяностых злые крути
Я превратил в свою тропу:
Из подворотни вышел в люди,
Прославив Бога и борьбу.
Всего, конечно, было много,
Не перечесть сейчас уже.
Судить нас время будет строго,
Раскрыв, что теплится в душе.
* * *
Зачем пустилось время
наутек,
Оставив образ жизни
настоящей,
О нем я прочитаю
между строк,
И прошлое привидится мне
слаще.
Цвела сирень, был жив еще
отец,
И фонари на улицах не гасли,
Мы в черный чай добавили
чабрец
И гренки приготовили на масле.
Шипела зло на всех сковорода,
И от квартиры разносились
эхом,
Взлетая к звездам, детские
года.
Я был буденовцем, а папа –
белочехом.
Я, как чумной, за ним бросался
вскачь,
Сверкая шашкой на потертом
кресле,
Он был корниловец, колчаковец,
басмач…
Ах, если б все вернуть!..
Ах, если…
* * *
Помню склад в полузакрытой
нише:
Пуловеры, куртки, сапоги…
Все скупали бойко нувориши,
Шли успешно мамины торги.
И она мне книги покупала,
И читал я ночи напролет,
Но не вышло интеллектуала…
Почему? Никто не разберет.
И теперь я вспоминаю часто
Всех героев из любимых книг,
Сколько в жизни видится
контраста,
И к нему никак я не привык.
Что сказать? Мой век на свете
долог,
В прошлое я совершил побег.
Я поэт, историк и филолог,
Православный русский человек.
* * *
Отыграли семнадцать
мгновений
Самой главной советской
весны,
Во дворах превратились
в мишени
Повзрослевшие внуки войны.
Им народной свободы наследник
Пел надрывно, срываясь
на хрип,
И с презреньем скрипел
двухкассетник
О всех тех, кто еще не погиб.
И тогда паханы подворотен
Выясняли, кто прав, кто
не прав,
Каждый был, словно песня,
свободен,
Сам себя в дурака обыграв.
И, вживаясь в блатные аккорды,
Пацаны проверяли свой фарт.
Годы юности в улицы втерты,
Как провидел с Каретного бард.
* * *
Денису Непомнящему
Мы советского прошлого тени.
Наша тризна – пивной
закуток,
Где, под водку глотая пельмени,
В дым табачный летит
матерок.
День прошел, отработана
смена.
Пусть приснится нежданный
левак.
Наша жизнь, по-отцовски
военна,
Ищет счастье в пролетах
общаг.
Не печалься, мой брат, знаю,
скоро
Все изменится вмиг, и тогда
По итогам святого отбора
Мы сдадим навсегда паспорта.
Водку лей в жигулевское пиво,
Окунемся в погибель ерша.
Мы обломки союзного взрыва,
В красных звездах взлетела
душа.
* * *
Мне часто снятся старые
дома,
Пустые коммунальные
квартиры,
В них кровью плачет горе
от ума
И скалятся хвостатые
проныры.
Здесь не уйти от времени
побед,
Но, сосчитав нежданные
потери,
К воспоминаньям об ушедшей
эре
Ведут обрывки мировых газет.
Из коридора донесется хруст,
И скрипом отзовется
половица,
И прошлое из паутиньих узд
Ко мне бандитской пулей
устремится.
Мы встретимся, и я пойму
тогда,
Что ничего мне в жизни
не исправить.
Я тот птенец из Божьего
гнезда,
Что, выпав, растопил слезами
наледь.
* * *
Свеча, держись, от ветра
не потухни,
Ты согреваешь мир
в бессчетный раз.
Никто не вспомнит второпях
о нас.
Тьма ледяная в комнатах
и кухне.
Здесь жили и молчали обо всем,
И наши бабки были
дальнозорки:
Засушивать нас приучали
корки
И запасаться шерстяным
бельем.
Из пыльных окон улица видна,
Там жизнь давно другая
и природа,
И не понять, какое время
года,
Но Бог один и Родина одна.
И до сих пор дверные косяки
Хранят взросленья четкие
отметки,
И день, и час, когда, заплакав,
предки
Нам поднимали в путь
воротники.