Чтобы помнили

Судя по всему, даже согласие на экстрадицию в Россию, которое на прошлой неделе дал экс-министр по атомной энергии Евгений Адамов, не оказало существенного влияния на его судьбу. Иначе трудно объяснить то отчаянное по сути своей интервью, которое узник швейцарской тюрьмы дал в прямом эфире «Эха Москвы».

То, что интервью было именно отчаянным, свидетельствует тот факт, что Адамов даже не попытался согласовать его с администрацией тюрьмы, в которой он находится со 2 мая. Вчера официальный представитель Федерального управления юстиции Фолко Галли заявил, что швейцарская юстиция рассмотрит вопрос о принятии мер в отношении бывшего главы Минатома в связи с интервью, которое он дал, не получив надлежащего разрешения властей. Конечно, швейцарская тюрьма – не российская, в карцер 66-летнего экс-министра вряд ли посадят. Но ужесточить режим могут.

Что могло заставить бывшего главу Минатома пойти на такой риск? Что могло послужить причиной выступить с такими резкими и эксцентричными заявлениями, как, к примеру, утверждение, что в США к нему могут быть применены психотропные препараты, чтобы выведать у экс-министра государственные тайны? Откуда этот отчаянный рефрен: я готов вернуться в Россию, я хочу вернуться в Россию, пусть даже в наручниках, но вернуться?

Чтобы найти ответы на эти вопросы, надо вспомнить, как менялось отношение российских властей к аресту Евгения Адамова в Швейцарии. Да никак не менялось, поскольку даже не было выражено явно (если не считать за таковое абсурдные призывы некоторых депутатов ликвидировать носителя госсекретов, пока его не отдали американцам). У Адамова даже не сразу побывал представитель посольства, а самой заметной реакцией на этот арест в Москве стало поспешное возбуждение уголовного дела против экс-министра. Его обвинили в мошенничестве, и суд даже вынес постановление о заочном заключении Адамова под стражу. Причем это верное с точки зрения юриста, но абсурдное с точки зрения банальной логики действие было не так давно подтверждено судом, отклонившим жалобу российского адвоката бывшего главы Минатома.

С этих позиций выступление Евгения Адамова в прямом эфире выглядит не просто жестом отчаяния – оно больше похоже на попытку добиться-таки внимания к себе со стороны России. Причем временами эта попытка граничит с откровенным шантажом. В первую очередь это касается утверждений экс-министра о намерении США использовать его в качестве источника российских гостайн. «Попытка моей экстрадиции – это надежда убить крупную дичь, попытка попугать все стадо... Это – не обвинение по бизнесу. Я им не нужен просто в суде. Им нужен привезенный насильственно, со связанными руками носитель государственных секретов», – говорит Адамов. И действительно, как еще добиться, чтобы Москва все-таки начала принимать активное участие в судьбе некогда одного из высших госчиновников, как не пригрозив ей: не будете спасать – выложу все, что знаю.

Но, думается, Евгений Адамов все-таки немного лукавит, грозя раскрытием гостайн. С одной стороны, как только появляется шанс, что их носитель окажется в чужих руках, многие секретные сведения перестают быть таковыми: меняются дислокации частей, работы переводят в другие институты, программам присваиваются новые названия и так далее – способов масса. Чем же действительно может напугать Москву бывший глава Минатома? Об этом он говорит едва ли не впрямую: «Бородина когда арестовали, им не этот сказочник и любитель анекдотов был нужен. Им Ельцин был нужен». Судя по всему, трактовать эти слова надо так: я знаю слишком много о том, что в действительности творится сегодня в высших эшелонах российской власти, и если меня не вытащат, готов рассказывать об этом.

Ясно, что впрямую об этом не скажешь – опасно. Конечно, Евгений Адамов и утверждает, что «здесь (в швейцарской тюрьме. – «НГ») нормальные совершенно условия, ко мне не допускается никто, кто, во-первых, не соответствует моему желанию, а во-вторых, не прошел договоренности с адвокатами. Никаких спецслужб здесь не было, даже наш посол когда сюда приходил, его пропустили через рамку металлоискателя, чтобы проверить, не несет ли он чего-нибудь эдакого». Но все-таки у любого человека, не понаслышке знакомого с советской еще системой обеспечения безопасности (а Минатом всегда отличался безукоризненным следованием советам и распоряжениям спецслужб), наверняка остается опаска: а что, если вдруг?..

Это с одной стороны. А с другой, почти демонстративное молчание Москвы (до сих пор даже нет никакой реакции на выступление Адамова в прямом эфире) не может не настораживать бывшего министра. А что если там решили, что он вообще не представляет ценности? Или все, что он знает и помнит, устарело? Тогда радиооткровения Евгения Адамова могут выглядеть как стремление напомнить: нет, не все забыл, многое еще в силе – никто не боится, что я вдруг заговорю?

Похоже, никто. Российская юстиция, конечно, опередила американскую с запросом на экстрадицию Адамова. Он сам, конечно, согласился на экстрадицию в Россию – поскольку Америка, как бы ни был экс-министр уверен в недоказательности ее обвинений в свой адрес, все-таки наверняка будет менее лояльна к нему, чем родина. Но для Швейцарии – и это хорошо понимают и Москва, и предоставленный ею сам себе бывший глава Минатома, – все это не настолько сильные аргументы, чтобы просто пойти навстречу. Вот если бы российская власть попыталась договориться со швейцарской... Вопрос только в одном: насколько это необходимо ей. Адамов считает, что очень необходимо – о чем и попытался напомнить. Услышат ли его?