«Хезболла» не теряется и в джунглях

Аргентинский президент в 1989–1999 годы Карлос Менем происходил из мусульманской семьи, но по политическим соображениям принял католичество. Фото Reuters

Мусульмане проживают почти во всех странах Латинской Америки, хотя их численность в большинстве этих государств не превышает долей процента населения. По оценкам, общее число последователей ислама на континенте превышает 4 млн человек (некоторые источники называют цифру свыше 6 млн). Крупнейшие общины находятся в Бразилии и Аргентине. В Бразилии проживают более 1,5 млн мусульман, а в Аргентине – около 700 тыс., что делает их крупнейшими мусульманскими конгрегациями в Западном полушарии после США. В Аргентине исторически сложилась наиболее организованная община: здесь действует Исламская организация Латинской Америки (IOLA), координирующая деятельность мусульман по всему региону.

В Мексике присутствие мусульман оценивается в несколько десятков тысяч человек, и их число растет за счет обращений в ислам среди местного населения. В Чили значительна палестинская диаспора (около 300–500 тыс. потомков иммигрантов), в основном христианская, но включает и долю мусульман. В Колумбии и Венесуэле мусульманские общины сложились из потомков мигрантов из Ливана и Сирии, а также недавних переселенцев из Южной Азии и Северной Африки. Их численность оценивается в десятки тысяч. Наконец, заметна концентрация мусульман (преимущественно ливанцев-шиитов) в районе Тройного пограничья (Бразилии, Парагвая и Аргентины). Эта зона свободной торговли привлекла много ближневосточных предпринимателей и стала своеобразным «хабом» исламской диаспоры в Южной Америке.

Распространение мусульман в регионе крайне неравномерно. В странах Карибского бассейна с наследием индийской миграции (Тринидад и Тобаго, Суринам, Гайана) мусульманские общины – старейшие и наиболее укорененные. Ислам исповедуют от 6 до 15% населения этих стран. В континентальной Латинской Америке преобладают сообщества, возникшие благодаря иммиграции арабов. Общины региона состоят как из потомков давних иммигрантов, так и из новообращенных (конвертитов). В последние десятилетия наблюдается рост интереса к исламу среди латиноамериканцев, в том числе представителей коренных народов (например, майя в Мексике, некоторые общины в Чьяпасе и афроколумбийцы в прибрежной зоне Колумбии).

Наместники диаспор

Мусульманские общины как таковые не образуют единого политического блока. Их члены распределены по всему идеологическому спектру и, как правило, участвуют в политике не под исламскими лозунгами, а на основе общегражданских позиций. Например, в Аргентине и Бразилии потомки арабских мигрантов присутствуют во всех крупных партиях – от правых консерваторов до левых перонистов – и нередко занимают противоположные политические позиции, исходя из личных убеждений и интересов.

Тем не менее существует определенное влияние на местном уровне через общинные организации и экономические связи. Мусульманские диаспоры традиционно сконцентрированы в торговле и предпринимательстве, поэтому во многих городах их представители входят в бизнес-круги, способные косвенно влиять на решения местных властей.

Общины участвуют в электоральной политике там, где они составляют заметную группу избирателей. К примеру, в Колумбии есть регионы (побережье Карибского моря, город Маикао), где живут потомки арабов и недавние мигранты из Сирии. Они сформировали локальные сети поддержки и могут оказывать влияние на результаты местных выборов, поддерживая «своих» кандидатов. Подобным же образом палестинская диаспора Чили активно представлена в бизнес-элите (семьи Сайе, Сабаг и др.) и имеет неформальное влияние на политику. В некоторых случаях выходцы из мусульманских семей сами становились политическими лидерами и лоббировали интересы общин. Так, аргентинский президент Карлос Менем (он родился в мусульманской семье и принял католицизм для избрания, поскольку того требовала Конституция) во время своего правления содействовал ближневосточным связям – при нем Аргентина первой в регионе признала независимость Палестины, а также выделила землю в Буэнос-Айресе под строительство большой мечети.

Нередко мусульманские диаспоры в Латинской Америке мобилизуются вокруг событий на Ближнем Востоке. Институты и объединения арабских иммигрантов устраивали акции солидарности по таким вопросам, как палестино-израильский конфликт, войны в Ираке и Сирии. Например, в 2014 и 2021 годах в крупных городах Бразилии, Чили и Колумбии проходили многотысячные демонстрации местных арабских общин и их сторонников против израильских военных действий в Газе, с призывами к правительствам занять пропалестинский курс. Эти протесты часто поддерживались левыми партиями и движениями, для которых тема Палестины вписывается в более общий антиимпериалистический дискурс. Таким образом, через общественное мнение и уличную политику мусульманские общины влияют на внешнеполитическую риторику латиноамериканских стран. В последние месяцы мир увидел множество выражений солидарности с Газой со стороны латиноамериканцев арабского происхождения. Подобные жесты оказывают давление на правительства, побуждая их, например, осудить действия Израиля на международной арене. Многие эксперты относят эти явления к «диаспорной дипломатии», когда община становится актором, влияющим на позицию страны проживания по вопросам, связанным с их исторической родиной.

Внутри самих латиноамериканских стран мусульманские диаспоры стараются подчеркнуть свою лояльность и вклад в общество. Они участвуют в межрелигиозном диалоге, благотворительных инициативах, организуют культурные фестивали. Все это создает «мягкую силу»: повышается узнаваемость ислама и арабской культуры, разрушаются стереотипы, а значит, и улучшается приемлемость мусульман как части многоэтнического общества. Через такие инструменты социального капиталa мусульманские общины приобретают возможность доносить свой голос до политиков наряду с другими группами. Например, когда в некоторых странах всплывают законопроекты, затрагивающие религиозную свободу или иммиграцию, мусульманские организации выступают с заявлениями, налаживают контакты с парламентариями.

Мусульмане Бразилии в нужный момент проявляют солидарность с мировой уммой.  Фото Reuters

Мусульманские общины Латинской Америки поддерживают давние и прочные связи со странами своего исторического происхождения. Эти транснациональные связи проявляются на нескольких уровнях.

Многие семьи арабского происхождения в Латинской Америке сохраняют контакты с родственниками на Ближнем Востоке. Осуществляются регулярные визиты в Ливан, Сирию, Палестину, особенно после облегчения визового режима. Денежные переводы также играют роль: латиноамериканская арабская диаспора поддерживала своих близких на родине в трудные времена. Например, во время экономического кризиса в Ливане (2019–2021) из стран Латинской Америки поступала значительная финансовая помощь ливанским семьям. Еще раньше, в годы гражданской войны в Сирии, диаспора активно собирала средства для беженцев и пострадавших. Кроме того, арабские бизнес-сети между Латинской Америкой и Ближним Востоком способствуют двусторонней торговле – от экспорта латиноамериканского мяса халяль в мусульманские страны до инвестиций ближневосточной диаспоры в проекты на родине.

Страны Ближнего Востока, особенно с большим влиянием в исламском мире, на протяжении десятилетий выстраивали культурное присутствие в Латинской Америке. Например, Иран и арабские государства Персидского залива открывали в столицах латиноамериканских стран культурные центры, спонсировали строительство мечетей и отправку имамов. Саудовская Аравия финансировала Исламский центр в Буэнос-Айресе и ряд мечетей поменьше. Иран со времени Исламской революции 1979 года реализует стратегию «экспорта идеологии» в Западное полушарие: Тегеран наладил культурные и образовательные программы (в 2010-е годы действовали десятки иранских культурных центров от Каракаса до Буэнос-Айреса), запустил испаноязычный спутниковый телеканал HispanTV, предлагает стипендии для обучения латиноамериканских мусульман в иранских религиозных школах. Турция в последние годы через Управление по делам религии (Диянет) финансирует некоторые мечети (например, в Гаване на Кубе и Боготе в Колумбии).

Арабские диаспоры стали важным ресурсом для стран Ближнего Востока в международной политике. Политические лидеры периодически совершают визиты в Латинскую Америку, стремясь заручиться поддержкой диаспоры. Например, президент Ливана (2016–2022) Мишель Аун и палестинский лидер Махмуд Аббас совершали турне по странам региона, встречаясь с общинами эмигрантов и призывая их выступать «народными послами» родины. Диаспора выполняет роль адвоката интересов арабских стран на международной арене. Так, латиноамериканские арабы лоббировали признание независимости Палестины – в 2010–2013 годы целый ряд правительств (Аргентина, Бразилия, Уругвай, Чили и др.) официально признали Государство Палестина. В ООН и других форумах латиноамериканские дипломаты арабского происхождения (к примеру, в 2013 году посол Колумбии в ООН была представительницей ливанской диаспоры) способствуют учету ближневосточной перспективы. Более того, политики на Ближнем Востоке пытаются опереться на диаспору для влияния на политические процессы на родине. В период ливанских выборов кандидаты из разных лагерей ездят за поддержкой к ливанцам Бразилии и Аргентины, собирая пожертвования на кампании. Таким образом, не только Латинская Америка реагирует на события на Ближнем Востоке, но и ближневосточные политики учитывают фактор диаспоры в своих стратегиях.

Через диаспору элементы ближневосточной политической культуры проникают в Латинскую Америку и наоборот. Уже в середине XX века латиноамериканский популизм оказывал влияние на арабский мир. Например, перонизм в Аргентине отчасти вдохновил арабский национализм (вплоть до симпатии египетского президента Насера к Перону). В наше время исламские политические движения также находят отклик среди части латиноамериканской уммы. Отдельные группы, особенно молодежь, в 2011–2012 годы с энтузиазмом следили за событиями арабской весны. Победа исламиста Мухаммеда Мурси на выборах в Египте вызвала празднования в бразильских мусульманских кругах.

Отдельно следует упомянуть активность Ирана и проиранских сил (таких как ливанская «Хезболла») в Латинской Америке, поскольку они используют локальные мусульманские общины как опору для расширения геополитического влияния. С начала 2000-х годов Иран существенно нарастил присутствие, опираясь на союзнические режимы левопопулистского толка (так называемый Розовый поток в Латинской Америке). Тегеран наладил тесные связи с правительствами Венесуэлы, Никарагуа, Боливии, Кубы – всех тех, кто позиционирует себя как антизападный альянс.

Иранские официальные лица и военные фигуры не раз посещали регион, иногда вызывая дипломатические скандалы. Так, в январе 2022 года на инаугурации президента Никарагуа Даниэля Ортеги почетным гостем был иранский вице-президент Мохсен Резаи, находящийся в международном розыске по делу о теракте 1994 года в Аргентине, – и это вызвало ноту протеста от Буэнос-Айреса. Подобные инциденты демонстрируют, что союзники Ирана в регионе готовы игнорировать запросы правосудия в угоду политическим связям. Иран же рассматривает Латинскую Америку как плацдарм рядом с границами США, откуда удобно вести подрывную деятельность против Вашингтона.

Террористические ячейки на «сиесте»

Хотя подавляющее большинство мусульман Латинской Америки мирно интегрированы в общество, регион периодически привлекает внимание в связи с деятельностью ближневосточных экстремистских групп, особенно ливанской шиитской организации «Хезболла». Группировка присутствует в Латинской Америке с начала 1980-х годов, опираясь на эмигрантские сети и сочувствующих из числа ливанской диаспоры. За десятилетия «Хезболла» выстроила разветвленную сеть как минимум в 12 странах – от Мексики на севере до Аргентины на юге. Долгое время эта сеть занималась преимущественно сбором средств и подпольным бизнесом для финансирования своей деятельности на Ближнем Востоке. Однако она также продемонстрировала способность проводить террористические операции: наиболее разрушительные – взрывы израильского посольства в Буэнос-Айресе в 1992 году и еврейского культурного центра AMIA там же в 1994 году, в которых погибли в общей сложности 114 человек.

Ключевым оплотом «Хезболлы» в регионе считается уже упомянутое Тройное пограничье. Город Сьюдад-дель-Эсте (Парагвай) с приграничными зонами соседних стран давно получил славу полуавтономной территории с высоким уровнем контрабанды и слабым контролем – условия, которые «Хезболла» использовала для базирования своих оперативников и логистики. Именно здесь планировались и координировались детали терактов 1990-х годов.

Лишь недавно власти смогли раскрыть сеть спящих агентов. В октябре 2024 года аргентинская полиция официально обнародовала имя и фотографию лидера «Хезболлы» в Латинской Америке Хусейна Ахмада Караки, ныне проживающего в Ливане. Выяснилось, что Караки начиная с 1990-х годов занимал пост руководителя внешней безопасности организации и координировал ряд террористических планов. По данным на 2023–2024 годы, он не только не отошел от дел, но и продолжил активность: Караки был идентифицирован как мозговой центр покушений на израильские объекты в Бразилии, предотвращенных бразильской федеральной полицией в ноябре 2023 года в ходе операции «Trapiche». В том же аргентинском докладе упоминалось, что Караки планировал взорвать здание в Боливии (этот теракт тоже был сорван), а также связан с неудавшимися атаками в Колумбии, Перу и других странах. Такие данные показывают, что террористическая инфраструктура, заложенная 30 лет назад, остается в готовности и может активироваться при соответствующих обстоятельствах.

Кроме Караки в финансовом крыле латиноамериканской сети «Хезболлы» известен клан Баракат. Его глава Ассад Ахмад Баракат, считавшийся одним из крупнейших теневых финансистов организации, был арестован в Бразилии в 2018 году, но, как сообщается, опять замечен на свободе. В 2024 году власти Аргентины предупредили о возможной активности «Хезболлы» в чилийском порту Икике, когда там обнаружили следы Бараката.

Латинская Америка для «Хезболлы» – в первую очередь источник финансов и тыловая база, а не театр постоянных операций. После 1990-х вплоть до 2010-х не было крупных терактов, приписываемых исламистам, за исключением попытки взрыва у посольства Израиля в Уругвае (2017) и нескольких случаев подозрительной активности. Однако ситуация начала меняться в связи с обострением на Ближнем Востоке. В ноябре 2023 года – всего через месяц после начала войны Израиля с ХАМАС в Газе – бразильские органы безопасности при содействии «Моссада» арестовали в Сан-Паулу двух человек по обвинению в подготовке терактов против еврейских целей.

Почему «Хезболла» нашла опору в регионе? Иран долгие годы покрывал до 70% бюджета организации, однако международные санкции и давление на Тегеран заставляют искать альтернативные финансовые потоки. Латинская Америка с ее разветвленной преступной экономикой стала идеальной платформой. «Хезболла» выстроила связку «теракт – криминальный конгломерат»: сотрудничает с местными наркокартелями, участвует в перевозке кокаина и последующей легализации средств через торговлю (известна схема с отмыванием миллионов долларов через продажу подержанных автомобилей в США). Вовлечение в эти нелегальные бизнесы решает несколько задач сразу: диверсификация источников дохода помимо иранских денег, создание конспиративных каналов (подпольная логистика, маршрут для перемещения агентов) и налаживание связей с организованной преступностью, которые можно задействовать для операций.

Кроме «Хезболлы», в Латинской Америке эпизодически отмечалась активность и других исламистских элементов. Так, в англоязычной части Карибского бассейна известен случай вооруженного мятежа группы «Джамаат аль-муслимин» (запрещенная в РФ террористическая организация) в Тринидаде и Тобаго в июле 1990 года. Радикальные исламисты даже на несколько дней захватили парламент и брали в заложники членов правительства, требуя внедрения строгих норм шариата. Этот путч провалился, но стал первым в современном Западном полушарии проявлением джихадистского экстремизма. В 2010-е годы на фоне подъема ИГИЛ (запрещенная в РФ террористическая организация) небольшое число уроженцев Тринидада, Гайаны и Суринама отправились на Ближний Восток воевать за «халифат», что также указывает на наличие радикального подполья в Карибском регионе. В испаноязычных странах случаев выезда боевиков в Сирию или Ирак почти не зафиксировано.

В целом правоохранительные органы латиноамериканских государств в последние годы стали серьезнее относиться к угрозе исламского экстремизма. Аргентина еще в 2019 году официально признала «Хезболлу» террористической организацией (первой в регионе), Парагвай и Гондурас вскоре сделали то же. Бразилия активно сотрудничает с США и Израилем по обмену разведданными о «Хезболле», хотя сама пока не имеет законодательства о внешних террористических организациях. В 2023 году Конгресс США рассмотрел законопроект No Hezbollah in Our Hemisphere Act («Нет Хезболле в нашем полушарии»), призывающий Госдепартамент усилить противодействие сети в Латинской Америке. Все эти усилия указывают на растущую настороженность: долгое время присутствие ближневосточных боевиков оставалось для региона «невидимой угрозой», но вскрытие имен вроде Караки или Бараката сделало ее очевидной.

Исламизация не грозит?

Воздействие мусульманских общин и связанных с ними ближневосточных акторов на политику Латинской Америки ощущается и в международных делах. Тегеран через тесный союз с Венесуэлой и дружеские отношения с Кубой, Никарагуа, Боливией пытается сформировать проиранский блок на «заднем дворе» США.

Некоторые латиноамериканские правительства принимают контрмеры. Аргентина стала лидером в регионе по противодействию иранскому влиянию: помимо признания «Хезболлы» террористической организацией Буэнос-Айрес активно добивается арестов иранских чиновников, ответственных за взрыв AMIA (через Интерпол, но пока безуспешно). Аргентинские спецслужбы внимательно следят за шиитскими общинами и с середины 2010-х годов ежегодно проводят учения по предотвращению терактов. Парагвай несколько раз арестовывал и экстрадировал фигурантов финансовых схем «Хезболлы», несмотря на коррупцию и угрозы в приграничье. Бразилия долгое время отрицала наличие у себя террористических ячеек, но в 2023-м прецедент с операцией против шиитской группировки стал сигналом к пересмотру политики безопасности.

Сами мусульманские общины региона в большинстве своем осуждают экстремизм и стараются дистанцироваться от радикалов. Лидеры суннитских организаций в Аргентине и Бразилии публично выражают солидарность с жертвами терактов. В Бразилии имамы, представляющие многочисленную сирийско-ливанскую общину, неоднократно подчеркивали, что они не поддерживают «Хезболлу», а считают себя частью бразильского общества. Однако шиитские общины, особенно в Фос-ду-Игуасу, исторически питали симпатию к этой организации как к «силе сопротивления» Израилю. После арестов 2018–2023 годов внутри диаспоры возникло напряжение: часть людей опасается усиления надзора и стереотипизации мусульман как «террористов».

Активность исламских сил в Латинской Америке привела к любопытной ситуации: страны региона, традиционно далекие от ближневосточных конфликтов, сейчас вовлечены в них косвенно. На их территории разыгрываются эпизоды противостояния Израиля и Ирана (в виде шпионских операций, таких как аресты агентов, наблюдение за посольствами). Фактор мусульманских общин повлиял на внешнюю политику латиноамериканских стран: многие из них лавируют между экономическим сотрудничеством с США/Европой и дружбой с Ираном/арабскими странами. Аргентина, пытаясь добиться правосудия по делу AMIA, вынуждена сохранять жесткую линию в отношении Ирана (хотя при прошлых правительствах были скандальные попытки «замять» дело в обмен на торговые сделки). Бразилия же в рамках движения неприсоединения стремится поддерживать отношения со всеми – президент Лула да Силва возобновил контакты с Тегераном. Такая многовекторность – характерная черта латиноамериканской дипломатии, где прагматизм часто перевешивает идеологию.