Сергей Шаповал
Коллекция дает возможность погрузиться в мир, находящийся выше политики.
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)
- Анатолий Иванович, вы представляете часть своей коллекции, которую собирали много лет, насколько это событие важно для вас?
- Речь в данном случае идет не обо мне. Почти два года назад я впервые рассказал "Независимой газете" о моей коллекции голосов поэтов и писателей, которую я начал собирать в 1948 году. Произошло это почти случайно, но постепенно количество и разнообразие записей перевело мое занятие в разряд осмысленного и кропотливого собирательства. Сейчас в моей коллекции голоса 140 поэтов России, начиная с Ивана Бунина. Примерно треть собрания - записи, которые сделал я в период с 60-х годов до наших дней. У любого коллекционера наступает период, когда он понимает: если собранное не отдать народу, все может пропасть. На магнитофонной ленте запись сохраняется 10-15 лет, поэтому у меня возникла мысль перевести их на более надежный носитель - компакт-диски. Самостоятельно сделать это я не мог, мне повезло, что нашелся Национальный общественно-научный фонд, который оценил важность этого проекта. Руководство фонда поняло, что дело не только в сохранении коллекции, но и в передаче ее в библиотеки, школы, институты. Это возможность представить русскую литературу в ее развитии.
- Могли бы вы вкратце рассказать о содержании выпущенной антологии?
- Вначале идут Бунин, Андрей Белый, Брюсов, Блок, Кузмин (голос которого нигде еще не звучал), Николай Гумилев. Вообще хорошо представлена поэзия Серебряного века. Потом идет революционный период: здесь диапазон от конструктивистов до комсомольских и крестьянских поэтов. Удалось собрать голоса 20 лучших военных поэтов. Более поздний период представлен всеми самыми яркими поэтическими деятелями "оттепели". Заканчивается антология Николаем Рубцовым, Иваном Савельевым, который находился в Белом доме во время обстрела в 1993 году, Татьяной Глушковой - я записал ее последнее выступление. По моей просьбе Егор Исаев рассказал о своем видении нашей поэзии ХХ века. Я старался, чтобы в собрании были представлены все поэтические школы и течения. Мне пришлось потратить немало усилий, чтобы найти голоса поэтов, уехавших из страны. В Гарварде я нашел запись Набокова, читающего стихи и по-русски и по-английски. В антологии есть голоса Галича, Коржавина, Бродского.
- Как коллекционер вы стремитесь к максимальному расширению собрания, а какие направления и поэты близки вам как любителю поэзии?
- Вопрос для меня непростой. Я очень люблю и Лермонтова, и Блока, их поэзию я принимаю близко к сердцу. Из поэтов, голоса которых я записывал лично, для меня очень важны Смеляков, Твардовский, Сельвинский, Рубцов, Глушкова. Я люблю стихи Арсения Тарковского, которого ошибочно относят к салонным поэтам.
- Среди поэтов, представленных в вашей антологии, есть определенное количество людей, которые были носителями отчетливо антисоветских взглядов: Бунин, Набоков, Ахматова, Бродский и т.д. Как вы для себя решали эту проблему? Здесь нет противоречия с вашим мировоззрением?
- Нет. Например, Бунина надо представлять таким, каким он был: противником советской власти и человеком, во время войны выступившим в защиту Советской страны, а в 1947 году написавшим блестящий отзыв на "Василия Теркина". Ахматова в конце жизни написала: "Я горжусь, что жила в этой стране". Я не думаю, что она когда-нибудь кривила душой и писала то, чего не хотела. Я старался представить в собрании и те направления, которые идеологически мне не близки. И здесь наблюдается интересная тенденция. К примеру, какой громадный скачок совершила Юнна Мориц! Посмотрите ее сегодняшние стихи в защиту, так сказать, "сербскости" и "русскости". Андрей Вознесенский, в какой-то момент отказавшийся от части своих произведений, теперь написал стихотворение "Не отрекусь!". Даже такой ортодокс либерализма, как Римма Казакова, в последних своих книгах демонстрирует совершенно иной взгляд на то, что произошло со страной. Явно наблюдается возвращение от стадионной поэзии, сдобренной разного рода эпатажем, к поэзии патриотической. Это закономерно: страна переживает трудный период - поэты на него реагируют.
- Есть в вашей антологии поэты, которые эстетически вам не близки?
- Есть. Как, например, я мог не включить в собрание Крученых со всей его экстравагантностью и словесной абракадаброй? Как я мог пройти мимо символистов Брюсова и Андрея Белого?
- Вы способны отделить эстетическое от мировоззренческого? Иначе говоря, вы признаете блестяще написанное антисоветское стихотворение?
- В антологии я избегаю оценок. К каждому поэту я написал маленькое предисловие. Как сказали мои издатели, старики уже многих забыли, а молодые еще не успели их узнать. Я писал лишь о направлении и характере поэзии, не вынося никакой оценки. Поэт, как правило, рождается в первом выходе на публику. Вот почему Евтушенко невозможен без "Наследников Сталина", а Слуцкий - без "Хозяина". В антологии они присутствуют.
Не могу не сказать о том, что мне трудно было обойти вниманием прозу. В моей коллекции голоса 100 русских писателей, начиная со Льва Толстого. Отдельный пласт - великие ученые. У меня есть записи Эйнштейна, Циолковского, Вавилова, Королева, Курчатова, Ландау, Сахарова и других. Параллельно накапливались голоса западных писателей, в этом разделе моей коллекции присутствуют Уитмен, записанный в 1898 году, Фрост, Аполлинер, Арагон, недавно из Индии я привез большую подборку стихов Рабиндраната Тагора в авторском исполнении. Так что еще есть с чем работать.
- Причем эта работа не только по-настоящему интересна, но и наверняка оставит след в будущем. У вас не возникает позыва оставить политическую деятельность и поработать для вечности?
- Не знаю, что в результате останется, но многие мне говорят: это самое ценное из того, что я оставлю после себя. Сейчас я могу сказать: это занятие для меня - отдушина. Моя коллекция дает мне возможность отключиться от политики, от всех треволнений и погрузиться в тот мир, который находится выше политики.
