Блажен, кто ничего не ждет

Инвестиции идут, если дети блестящие, а родители – влиятельные. Иначе и претензий быть не может.
Н.Богданов-Бельский. «Устный счет». В народной школе С.А.Рачинского. 1895 г. Государственная Третьяковская галерея

Чем старше дитя, тем смиренней и нетребовательней относишься к школе. С одной стороны, эта нетребовательность – форма извращенной благодарности: сам факт относительной сохранности системы бесплатного образования вызывает почтительное – на грани трепета – удивление. Почему Марь Иванна работает за семь тысяч? Почему – в общем и в целом – хватает учителей? Почему в школе съедобные обеды? Почему завезли компьютеры? Слишком много жлобства в общественном воздухе – не оттого ли вызывает такое благоговение каждый бескорыстно-осмысленный жест учителя или врача? Да, мы знаем, что они, бюджетники, обязаны, но вот в школе за углом тоже обязаны, однако же – как сосут с родителей, ох как сосут! И, заплатив двести рублей вместо тысячи, уходишь с ощущением небывалой удачи.

Практические и стилистические изменения

Но есть и другая причина смирения, куда более печальная: мы перестаем возлагать на школу какие-либо серьезные надежды. Если «всех нас ждет одна ночь» – эпопея с репетиторами стоимостью в приличную иномарку, – то важно ли, чему и как учат в школе? Аттестат теперь – не путевка в жизнь, а так, контрамарка. «Час ученичества» ветвится кривыми лучами: в моду входят экстернат, домашнее обучение, колледж перед вузом, высшее вечернее.

Единый госэкзамен мало что меняет в этой картине: натаскивание на тест или натаскивание на устный экзамен равно удалены от реальной школьной подготовки. Иногда достаточно почитать в Живом Журнале дневники иных мажоров из РГГУ или МГУ – дикая орфография, пещерный уровень мышления, наивно-истерический консьюмеризм, – чтобы понять, какое безмятежное сословие с лету проходит на бюджетные места (прошу не считать за обобщение: умных, незаурядных детей, наверное, больше – но они почему-то тише звучат). Пожалуй, качественное фундаментальное образование, мало зависящее от репетиторского корпуса, осталось только в спецшколах с их жестокой меритократией и ранней селекцией. Но эти питомники – не для всех цветов.

Относиться к школе без гнева и пристрастия помогают и малозаметные, но благодатные перемены, ценные для родителей с личным советским опытом. Массовая школа поменялась стилистически – в большинстве известных мне учебных заведений на детей (ну, почти) не кричат, а родителей (ну, почти) не унижают. Это – много, а не так давно было довольно, чтобы считать школу инновационной (сегодня – уже маловато, ну так и пресловутая инновационность перестала быть знаком качества). Пессимист объяснит это смягчение учительских нравов равнодушием, пофигизмом или «синдромом выгораемости» (профзаболевание), оптимист – повышением культуры педагогического обслуживания, а циник – недавним переводом школ на нормативно-подушевое финансирование («деньги следуют за учеником»), при котором и распоследний двоечник приводит в бюджет учебного заведения около 30 тысяч рублей в год. Другое достижение – у детей появился определенный профильный выбор и определенные, пусть и en masse декларативные, права. Это делает «камеру хранения» (метафора А.А.Фурсенко) несколько комфортабельнее, а значит, терпимее.

Большая победа Министерства образования

А еще можно назвать это чувство просто родительской апатией – и тем самым признать: Минобраз победил. Не того ли от нас и хотят – отказа от претензий и притязаний и в итоге – постепенного перехода на образовательное самообеспечение? Вот и приоритетный национальный проект «Образование» с небывалой откровенностью – и спасибо ему хоть за это! – обозначил главный вектор образовательной госполитики: инвестируем в «эффективников» – игнорируем аутсайдеров. Как известно, к участию в «конкурсе» (без кавычек нельзя) допускались только школы со статусом федеральных и региональных экспериментальных площадок и непременно – с «выходом в интернет» и учителя – обладатели первой и высшей аттестационных категорий. Титулы – к титулам, деньги – к деньгам. Идея подарить обладателям наилучших удочек много-много вкусной рыбы, а не имеющих орудий труда не подпустить к торжищу и на пушечный выстрел – чрезвычайно в духе времени. Дискриминация? Скорее декларация о намерениях: «пусть неудачник плачет». Но тогда чего же нам ждать от массовой школы, обреченной и обязанной работать с не-блестящим детским большинством, с не-звездными учителями, с не-влиятельными родителями? Единственного: ждать, когда она наконец закончится. «Без горечи, но и без надежды», как завещал Камю.