Театр в Абхазии и в Чечне

Сухумский театр в ожидании лучших времен.
Фото wikipedia.org

В прошлом и в нынешнем году Союз театральных деятелей России проводит в разных крупных российских городах театральные форумы. Съезжаются из всех окрестных городов, губерний и республик режиссеры, театральные художники, гримеры, говорят о профессии. Конечно, о деньгах, которых всем и всегда недостает (и все равно впечатляет рассказ режиссера из Шахт о том, как им на новые спектакли на полгода выделили 4 тыс. руб.!), об искусстве, ходят на мастер-классы, которые проводят лучшие. Все довольны. Уже прошли такие форумы в Хабаровске, Новосибирске, Екатеринбурге, Перми, осенью намечен еще один – в Ярославле. Форум в Ростове-на-Дону отличался от других тем, что на него приехали режиссеры театров Кавказа, причем не только из России, но из Южной Осетии и из Абхазии. И я до сих пор не могу без волнения вспоминать разговоры с двумя главными режиссерами – одним из Абхазии, другим – из Грозного.

«Все знают, что такое национальное, и начинается новое давление, когда эти знатоки говорят: «Это не абхазское, а это – абхазское». Почему, откуда эти люди знают об этом лучше меня?! Они знают, а я, выходит, не знаю, что такое абхазское», – со страстью говорил на режиссерском семинаре Валерий Кове, однокурсник Римаса Туминаса и сам – известный и признанный в Европе режиссер, в одном лице и худрук, и директор Сухумского драмтеатра: «Получается в итоге, что чем наивнее, чем примитивнее, тем и национальнее...»

Мы стоим в коридоре знаменитого Ростовского драмтеатра, театра-трактора. Я задаю ему дурацкие вопросы. Помня Сухуми, спрашиваю о том, о другом. Город восстанавливается, рассказывает он, даже знаменитый обезьянник уже работает. Но в театре нет света, то есть электричество в театре уже есть, но театрального света нет, нет костюмов, нет почти ничего... Живут тем, что репетируют и время от времени выезжают и играют спектакли по районам, в Гаграх, например. Год-два не было зарплат вообще, сейчас начали выплачивать. «Зимой труднее, летом будет проще», – философски говорит Кове. В труппе – 46 актеров, во время войны мужчины, как нефтяники, работали вахтовым методом: пять дней «работали на войне», пять дней – в театре. Получив приглашение, восстановили «Кьоджинские перепалки» Гольдони и съездили с ними в Москву и в Петербург, в Пловдиве блестяще выступили на фестивале, показали там «Самоубийцу», в Швейцарии на фестивале получили Гран-при.

Ждут ремонта, то есть обещанных Россией денег, и пока не играют. Когда приглашают, едут работать в Северную Осетию. «А про войну?» – спрашиваю его я. Кове, прикуривая одну сигарету от другой, рассказывает, что пьесы «на тему войны» понесли сразу, шаблонные истории про взаимовыручку, одинаково пригодные к любой войне и одинаково непригодные, если эту самую войну знаешь не понаслышке и помнишь... Конкретный случай: ополченец-осетин, от которого Кове впоследствии услышал эту историю, охранял восемь пленных, жил в этой «самодельной» тюрьме вдвоем с сыном. И вот возникла ситуация, когда надо было срочно уходить. Без пленных. Он отвернул сына к стене и «убрал их» («убрал» – слово, которым пользуется режиссер, убрал – не убил). И не мог успокоиться, не мог дальше с этим жить... «Как это поставить?! Но это – правда войны?! Когда он мне эту историю рассказал, мы сидели и не говорили. Невозможно было говорить. И эту паузу я никогда не забуду... Мы друг на друга не могли смотреть... Как к этому подойти, как развернуть это на сцене, в театре?.. И ни мои актеры, ни я не беремся пока за войну... И как я могу после этой истории относиться к тем, которые несут мне портфели с пьесами?..»

Руслан Шалаудинович Хакишев, лауреат Госпремий России и Чечни, худрук Чеченского государственного театра имени Нурадилова, ему – 70, он помнит и советское прошлое, и все «чеченские войны». Сейчас у театра появилась сцена, о чем Хакишев с гордостью говорит, приглашает приехать, убедиться в этом. А между войнами – сожгли все декорации под предлогом войны с ваххабизмом. Первая война, рассказывает он, шла недолго, актеры вернулись назад, здание было разрушено, но театр начал жить в репетиционном зале, выгородили там зал на 100 мест и начали даже играть. Началась вторая война, которая разбросала всех. Хакишев оказался в Черкесске, другие в Нальчике. И вот в 2002 году из беженцев он собрал в Черкесске Молодежный театр «Прометей». В Карачаево-Черкесии на пяти-шести базах проходили реабилитацию дети, сироты из Чечни, и для них театр играл в основном детские сказки. В тот момент это был единственный в стране чеченский театр. Министерства культуры в республике в тот момент не было, но одно какое-то представление увидел немец, немцы сняли фильм о том, как они собирали актеров по вагончикам, показали его в Германии. И театр пригласили в Германию с «Женитьбой» Гоголя: «Нас принимали хорошо и одновременно с осторожностью, особенно в первый момент, спрашивали: как так, вас убивают русские, а вы ставите русскую классику?..» На гастролях в Лондоне на один из спектаклей пришел Закаев, когда-то работавший в этом самом театре актером, и Хакишев посылал его в Воронеж учиться. Говорил, что жалеет о прошлом.

Я его спрашиваю о том, как театр сосуществует с исламом, – насколько я знаю, к театру ислам особого расположения не питает. «Сейчас в каждом селении мечеть, но там остерегают людей от агрессии, от отчаяния», – говорит Хакишев.

Сейчас Хакишев поставил спектакль об истории Чечни последних лет. Называется «Обет». Среди его героев – Дудаев, Масхадов, Кадыров. Избегали карикатурности в изображении вчерашних врагов и преклонения – перед нынешними руководителями... «А Рамзан Кадыров видел спектакль?» – спрашиваю я. «Видел запись, передал, что в семье все были тронуты, и даже сказал, что в зал не смог прийти, чтобы при всех не утирать слезы». После этого дал машину театру, тут же позвонил и решил вопрос с ремонтом. Здание, свет, звук – все делали московские специалисты. А до того три года у театра не было своего здания, играли в школах концертные программы. Теперь у театра хорошая сцена и зал на 300 мест: «У Кадырова все должно быть лучшим: дороги, стадион, гостиница. И театр – тоже лучший... Есть люди, которые приходят к нам и впервые видят театр. И когда мы показываем комедию, у них скулы сводит от смеха. Театр должен быть таким, чтобы у людей было хорошее настроение... Сейчас важно собрать труппу. Молодых почти нет, а те, которые окончили ГИТИС в начале 70-х, уже, можно сказать, старики. Когда война закончилась, приехали из Москвы чеченцы, учившиеся на актерском, поработали, ушли – говорят, мало платят. А через некоторое время пятеро вернулись в театр».

Ростов-на-Дону–Москва