0
5713
Газета Стиль жизни Печатная версия

24.01.2023 18:18:00

Цветы в утешение. Любопытные истории про фармацевта, литературоведа и биохимика

Вардван Варжапетян

Об авторе: Вардван Варткесович Варжапетян – писатель.

Тэги: имя, имянной указатель, очерки, цветы, бог, люблинская людмила, муратова ксения, кругликов роман


имя, имянной указатель, очерки, цветы, бог, люблинская людмила, муратова ксения, кругликов роман У цветочных запахов бывает очень сложная структурная формула, ее изобразить – красивейшая графика. Такое мог создать только Творец. Клод Моне. Цветы у Ветёй. 1881

«Независимая газета» мне не чужая, я пишу для нее столько лет, сколько она существует. В книге «ИМяННОЙ УКАЗАТЕЛЬ» я вспоминаю всех, кого встретил за 80 лет. Из этих встреч и составилась моя жизнь. А еще это краткая история моей страны, сложенная примерно из 3 тысяч историй разных людей. Среди них гении и безвестные обыватели, рабочие, крестьяне, домохозяйки, монахини, проститутки, солдаты, артисты, колхозники, мыслители и доносчики, убийцы и праведники, люди десятков национальностей, профессий, занятий, званий.

Вот очередные истории из моего собрания.

Люблинская Людмила (1940–2015) – моя одноклассница, химик, доктор фармацевтических наук. Замечательная женщина. Пережила смерть дочери. Светом ее жизни стал внук Коленька – красивый, талантливый, умница, студент. Люся читала ему самые лучшие книжки. В консерватории они вместе слушали самую лучшую музыку. Даже уроки вместе с ним готовила – не за него, а вместе, так интереснее.

– Вот ты писатель… Может, тебе пригодится. Задали Коленьке про Дмитрия Донского. Я, конечно, рассказала ему про Куликовскую битву, про Сергия Радонежского, как игумен благословил двух братьев-иноков Ослябю и Пересвета, как они храбро бились. Рассказываю Николеньке, а у него катятся слезы. Крупные, как виноград: «Хорошо тебе, бабушка! Ты тогда жила, все помнишь. А я ничего не видел!»

Люся обошла с ним все музеи, даже Скрябина и Тропинина, уже ни одного в Москве не осталось неувиденного. И вдруг внук узнал про Мавзолей: «Бабушка, а это какой музей?» – «Это не музей. Там Ленин лежит». – «Живой?» – «Нет». – «Каменная статуя?» – «Не статуя». – «Бабушка, а что же? Скелет?» Так Люся и не смогла внуку объяснить, кто-кто в Мавзолее лежит.

Люсиного внука убили милиционеры. Он ехал вечером в метро и заснул. На конечной станции дежурная растолкала его. А милиционеру показалось, что юноша пьян; стал тащить его в ментовскую. Коля идти не хотел. Второй мент подоспел. Вместе заволокли студента к себе и забили насмерть. Труп вывезли в лес на Лосиный остров, облили бензином и сожгли. Утром грибник наткнулся на труп.

Люся чуть не сошла с ума. Все думала, как отравить то отделение милиции, тех палачей – им ведь ничего не было. Не знаю, что ее остановило. Может, вера: грех это, нельзя. Может, работа, она только и делала, что работала.

В детстве болезненная. В школе – тихая, маленькая, всем улыбающаяся. Дружила всю жизнь с Наташей Маркеловой и Нонной Фоминой. Изредка мы встречались или у Нонны, или у Люси. И в последний Люсин год виделись – весной. Она совсем стала седая, сгорбилась, а улыбка какая-то детская и вся тихая, светлая.

Тогда она и рассказала мне свой удивительный сон:

– Стою. Небо серое. Вдруг – Коленька: в черной кожаной куртке (была у него такая), стрижен коротко, чисто промытый ежик. И с ним девушка, оба красивые, стройные. Я обрадовалась: «Коленька, как ты?» – «Бабулечка, у меня все хорошо. Вот на дачу едем». Я всполошилась, ведь там ничего не готово, еды никакой. А оглянулась: вот же прилавок с хлебом, много разных хлебов. Я схватила один – круглый, большой, горячий. А Колечка с девушкой уже далеко – такой длинный-длинный высокий коридор. И слышу громкий голос: «Чтобы ему поехать на дачу, надо сначала пройти испытание». Я чувствую: Колечка выдержит испытание, у него все хорошо будет. Проснулась, на душе легко. Батюшка в храме тоже сказал: «Хороший сон. Это тебе в утешение».

Не помню, говорила ли мне Люся, как пришла к Богу. Но одно ее изумление помню. Она рассказывала про какой-то крохотный голубенький цветок:

– У этого цветочка запах с невероятно сложной структурной формулой, ее нарисовать – это графика невероятной красоты. И мне как молния сверкнула: такую красоту, такое чудо мог создать только Творец!

Она умерла в декабре. Было очень холодно. Вышла купить хлеб и упала на улице. Никто не помог подняться.

Прощались с Люсей Люблинской в морге на Люблинской улице. Наверное, были и родственники, но в основном те, с кем Люся работала многие годы. И мы, одноклассники: Нонна, Наташа и я.

Муратова Ксения Дмитриевна (1904–1998) – литературовед. Окончила (1930) Институт истории искусств в Ленинграде и там же всю жизнь работала в ИРЛИ (Институт русской литературы) АН СССР, с 1959-го – зав. сектором библиографии и источниковедения. Составитель комментариев в собраниях сочинений Гоголя, Чехова, Горького. Но главное для меня – она племянница поэта Александра Тинякова (1986–1934), которому Михаил Зощенко, как пощечину, влепил приговор: «Смердяков русской поэзии».

Я несколько лет в 1990-е потратил на изучение этого феномена, горбился над подшивками старых газет, работал в архивах, искал тех, кто знал Тинякова. Так и встретился весной 1990-го с Муратовой. Она уже была пенсионеркой – маленькая, сухонькая, энергичная, голова ясная. Жила на улице Халтурина, 24, одна. По крайней мере, когда мы говорили, в квартире больше никого не было. Согласилась на встречу очень неохотно.

– Решили вспомнить Александра Ивановича? Лучше бы не трогали. Знаете, не буди лихо, пока оно тихо. Вот и Тиняков! Талант у него, конечно, имелся, все отмечали: и Блок, и Гумилев, и Зинаида Гиппиус. Горький считал, что Тиняков мог вырасти в большого писателя, очень хвалил его рассказ «Пропащий». Талант был. Стержня не было! – Она даже кулачком по столу пристукнула. – А без стержня – кисель, не человек! Гимназию бросил, образования не получил, но при том замечательная память и громадное чтение. В 16 лет пошел паломником в Ясную Поляну – спросить Толстого: «Как жить?» Лев Николаевич посоветовал вернуться в гимназию, помириться с семьей. Тиняков ведь ненавидел родителей. Отец упек его за непослушание в сумасшедший дом. А мой дед (они с отцом Александра Ивановича были двоюродными братьями) приехал в больницу, застращал местного доктора, что привезет из Москвы психиатра, и вызволил ослушника. А ведь деньги на первую книжку Шуре Тинякову родной отец дал! А он ему чем отплатил? После революции написал донос на отца. Конечно, вся родня от него отвернулась.

Я его видела и девочкой, и уже когда приехала учиться в Ленинград. Однажды кто-то из земляков (мы – орловские) нам сказал: «Шурка-то богородицкий (Тиняков родился в селе Богородицком Мценского уезда, а я – в Болхове) на Литейном стоит с шапкой: «Подайте поэту, впавшему в нужду». Мы с сестрой написали маме: «Может ли такое быть?» Мама ответила: «Шурка может. А вы подойдите к нему, скажите, что вы Муратовы».

Мы пошли. А он – пьяный, ругается, и картонка на шее дурацкая: «Подайте бывшему поэту!». Мы с сестрой подали и убежали. Потом кто-то сказал: «Шурку богородицкого как нищего, пьяницу и вредный элемент определили строить Беломоро-Балтийский канал, но он вроде и там сгодился стихи писать в газету, которую чекисты издавали для заключенных. Словечко «зэк», «зэка» там ведь появилось, это сокращенное от «заключенный каналоармеец». Максим Горький в августе 1933-го снарядил туда целый пароход писателей книгу писать.

Думаю, Алексей Максимович говорил с чекистами о Тинякове, помог ему вернуться в Ленинград. Но он по-прежнему пил, безобразничал, побирался. Мама иногда посылала меня передать ему краюху черного. Вдруг он нас пригласил на свой день рождения. Мама несла гостинец – несколько картофелин и кулек сушеных снетков. Мы ведь сами бедствовали. Замерзли, пока дошли. Ноябрь, холодно. Он уже был женат на Марии Николаевне Левиной. Не знаю, любила она его, но крест несла.

Вошли… А Тиняков сидит за столом, жрет-пьет. Один! И стол ломится от вин, ветчины, колбасы, сыра! Мама развернулась – и прочь. Так плакала! А когда он совсем заболел, приходила его жена, просила помочь. Мама ей что-то подала. Но на похороны не пошла.

На прощание Ксения Дмитриевна все-таки похвалила меня за то, что смог точно установить, где и когда умер Тиняков: 17 августа 1934 года в больнице «Памяти жертв Революции».

Кругликов Роман Ильич (1928–1995) – выдающийся специалист по биохимии высшей нервной деятельности, доктор биологических наук и доктор философских (!) наук (диссертацию «Принцип детерминизма и деятельность мозга» защитил в 1980-м, издал в 1987-м).

Окончил медицинский институт в Минске (1950). Путь его в науку я не знаю. Знаю, что Кругликов жил в подмосковном Пушкине. Внешне неприметный, небольшой, почему-то сейчас, когда пытаюсь вспомнить его, кажется взъерошенным, как воробей, не сдающийся ветру – наверное, потому Кругликов вспоминается мне таким от «взъерошенности» нестандартного мощного мышления. Он был другом моего тестя – выдающегося нейрофизиолога Михаила Яковлевича Рабиновича.

Дома у Михаила Яковлевича я и увидел Романа Ильича в середине 1970-х, он тогда писал докторскую по философии. Тесть был старше Кругликова, прошел всю войну как военврач. Он особо выделял Кругликова из всех коллег, бывавших в его доме, переживал, что того недопонимают, недооценивают (он сам испил полную чашу непонимания у академических сановников – слишком далеко опередил коллег). Еще их роднила любовь к философии, которую оба считали основой всякой науки: а как же иначе? Увы, оба оказались белыми воронами в стае своих коллег.

Давно их уже нет: Михаила Рабиновича, Романа Кругликова. Нет Павла Ощепкова, Сергея Аверинцева, Михаила Гаспарова, Дмитрия Фурмана, Ионы Дегена, Соломона Апта – великих людей, с которыми я был знаком и всегда мог спросить у них о том, чего не понимаю, и они терпеливо мне объясняли. Вопросов с каждым годом все больше, а тех, кто знает ответы, все меньше. Придется меньше недоумевать. 


Читайте также


Сергей Миронов выбирает себе предвыборный образ

Сергей Миронов выбирает себе предвыборный образ

Дарья Гармоненко

Лидер СРЗП старается оградить граждан от пошлости на телевидении и выглядеть политическим Робин Гудом

0
1522
Гуанчжоу – город древней культуры и высоких технологий

Гуанчжоу – город древней культуры и высоких технологий

Олег Мареев

Это похоже на "Пятый элемент", только со свисающими с небоскребов живыми садами

0
3668
Фетва о курьерах доставила неприятности

Фетва о курьерах доставила неприятности

Андрей Мельников

Решение мусульманских богословов назвали противоречащим Конституции

0
4120
Евангелист Циолковский

Евангелист Циолковский

Михаил Стрелец

Отец космонавтики молился «Причине всего сущего» и собирался делать из людей ангелов

0
3476

Другие новости