0
6848
Газета Стиль жизни Печатная версия

20.09.2023 17:55:00

Тот, кто не взял цветы

История о том, что случится, если долго водить пальцем по строчкам

Вардван Варжапетян

Об авторе: Вардван Варткесович Варжапетян − писатель.

Тэги: дети, детство, книги, михаил казиник, иосиф дик, михаил луконин


34-16-1480.jpg
Вам очень повезет, если чтение начнется
со светлой книги.  Иллюстрация Лидии
Шульгиной из книги Сергея Козлова
«Ежик в тумане»
Закрыл книгу. «Погружение в музыку» Михаила Казиника − музыканта, мыслителя, актeра, режиссера, поэта… но для меня главное: он просветитель. В самом прямом смысле! Вошел в меня своими книгами («Тайны гениев», «Парадоксы гениев», а теперь еще и этой), как с фонарем. Человек-университет, человек-консерватория… человек-вселенная! Но я хочу сейчас сказать не о нем, а совсем о другом.

Эта книга, которую только что закрыл, − она какая? Какая по счету книга, которую я прочитал? Тысячная? Или их были уже десятки тысяч? Целые библиотеки! Сейчас точно не сосчитать. Но главное: благодаря им я не стал хуже, чем мог бы стать, − задатки у меня те еще были! И первой спасительницей души моей стала самая первая книга, которую я прочитал, − «Черная курица» Антония Погорельского. Волшебная повесть про мальчика Алешу, сочиненная Погорельским в 1829 году для десятилетнего племянника, выросшего в замечательного поэта Алексея Константиновича Толстого.

Господи, как же давно это было! В прошлом тысячелетии! Мы (мама, папа, я) живем в Замоскворечье, в старинном доме на Большой Якиманке, названной так в честь церкви Якима и Анны, дедушки и бабушки Иисуса Христа (церковь взорвали еще до моего рождения).

Год 1948-й, январь или февраль. Мне шесть лет.

Читаю вслух, водя пальцем по строчкам. Окно замерзло. В печке шипят поленья. В ведре вода − мама набрала, а колонка не близко. Сейчас мама стоит в очереди за мукой, это до вечера, а может, и до утра. Есть хочется. Мама оставила для меня у татарина-дворника ломоть ржаного хлеба, маргарином намазан, да я его уже съел. Можно пойти к соседке тете Поле − она добрая, даст хлеба, но боюсь ее мужа, отставного милиционера: его все боятся, потому что он всех грозится упечь. «Упечь» − это что-то страшное, посадить в печь, как чугунок ставят ухватом… или живьем испечь.

Когда читаешь, есть не так хочется. Что же дальше будет с мальчиком Алешей? Курица Чернушка все дальше ведет его по переходам и коридорам подземного царства. Вот вошли в зал, освещенный хрустальными люстрами, охраняемый железными рыцарями. Что такое люстра, хрусталь, рыцари, я еще не знаю. Зал? Вокзал знаю, это большой зал, где очень много людей, многие даже спят на каменном полу. А я сплю на сундуке, родители − на кровати. Еще у нас стол, два стула, табуретка, этажерка, абажур с лампочкой, керосиновая лампа, керосинка, примус. И печка, конечно, с горкой березовых поленьев. Комната наша − семь метров (три с половиной в длину, два в ширину). Когда два года назад, в 1946-м, родился мой младший брат, поставили еще и детскую кроватку, но простояла она всего три месяца − брат умер. А до него − еще пять или шесть ребеночков, которых родила моя несчастная мама Анастасия Петровна, но они умерли в роддоме. Да, я забыл про шкаф с вешалками − там папино пальто, мамино, папин костюм, мамино платье.

***

А когда я впервые увидел живого писателя? В 1954-м, в 6 «А» школы № 582. Когда услышал, что к нам в школу придет писатель, я места себе не находил, выбегал на каждой переменке: не идет ли писатель? А как его узнаешь? Милиционера или военного можно по форме, а писателя как? Я же их раньше не видел. Только на картинках и в книгах.

Увидел!

Он шел по переулку не спеша, в потертом темном костюме, в черных перчатках. Шел странно, как-то нарочно − не размахивая руками, а вытянув по швам…

Я помчался в класс. Не могу отдышаться: я ведь первым увидел ЕГО! А вдруг это просто какой-то прохожий? Нет-нет! Вот вошел в наш класс директор, строго оглядел всех, ушел. Наша учительница села на заднюю парту к Кудряшову − у него рахит, он очень худой, с трудом ходит, но всегда улыбается. У него ангельский голос, он по праздникам поет в церкви Ивана-Воина, куда моя мама ходит молиться. В этом же году Кудряшов умрет.

Писатель встал спиной к доске. Оглядел нас.

− Здравствуйте, меня зовут Иосиф Иванович Дик. Я пишу книжки для вас.

Не помню, что он еще говорил. Я просто глаз не мог оторвать − вижу настоящего писателя. Да, настоящего! Писателей я потом видел много. И известных, и талантливых. Но талант не главное.

Не важен талант.

Важно что-то иное,

что вдруг превратит неземное

в земное,

что сразу меняет поступки

и лица

и нам помогает в себя

превратиться.

Риталий Заславский

Талантливых много. Настоящих мало.

Иосиф Дик даже из настоящих был поразительным! Фронтовик, он в 1942-м при взрыве на станции Боровая под Харьковом получил тяжелейшие ранения, лишился рук, глаза. В 20 лет!

А в 1944-м другой фронтовик − Михаил Луконин − напишет:

В этом зареве ветровом

Выбор был небольшой, −

Но лучше прийти

с пустым рукавом,

Чем с пустой душой.

***

Вот Иосиф Дик и пришел: один глаз стеклянный, вместо кистей рук − протезы. Учился, женился, стал отцом. Лихо водил машину! Придумал какие-то приспособления к рулю, зажимал в них протезы и гонял по Москве, изумляя останавливавших его постовых.

− Гражданин, вы превысили скорость. Права!

− Товарищ старшина, − улыбается Дик, − права в кармане пиджака, а достать не могу. Я же без рук.

Рассказы писать Дик стал в госпитале. Как? Брал фанерку, бельевыми прищепками цеплял к ней лист бумаги, зажимал зубами карандаш и выводил буквы. Я пробовал написать так хотя бы два слова: ИОСИФ ДИК. Всего восемь букв. Не получилось. Не смог. Только две буквы сумел нацарапать. Наверно, плохо старался. Или характер не тот. А может, потому что руки и глаза целы.

***

Прошло много лет. Однажды меня самого пригласили в школу: рассказать старшеклассникам, кто это такой − писатель? Ну, для профориентации. В первой четверти были летчик, хирург, следователь; во второй − математик, актриса, геолог. Третью четверть начали с меня.

Готовился я старательно. Хотел рассказать, какое счастье − писать то, что до тебя никто еще не написал. И чтобы это было интересно, запомнилось бы, хотелось бы это вслух прочитать. Какое это святое, и трудное, и замечательное занятие. И подлое, страшное, когда писатель бездарен или талантливо врет, славит палачей и тиранов. И как может быть нестерпимо стыдно за то, что твоей рукой написано, − не подло, а просто плохо, скучно, неряшливо. Зато какое счастье, когда тебе вдруг: «Как?! Вы, правда, тот самый… Нет, правда?..»

Пришел в школу. Встретила классная руководительница. Провела в класс. Шепнула: «Два последних урока − ваши».

Представила меня. Села за стол. И для меня стул поставили, но я стоял. Да, по-моему, и начал с того, как сам впервые увидел писателя. Про Иосифа Дика. Про «Черную курицу». Про книги… И вижу: им это совершенно не интересно. Кто мобильником фоткает, кто обнимается, кто в «морской бой» играет, кто во что… и ноль внимания.

Спрашиваю:

− Молодые люди, может, у вас есть вопросы?

− Не-е! − И гогот.

Учительница ерзает на стуле, стучит карандашом по столу.

− Быстро успокоились! Семенова, ты же хотела задать вопрос…

Вскакивает отличница.

− Какой ваш любимый писатель?

− Пушкин. Еще есть вопросы? − Молчание. − Может, вам вообще не интересно то, что я рассказываю?

− Ага! Ну, чё… там это… − Лениво из-за парты приподнимается рослый юноша в футболке с оскаленной волчьей пастью. − Если б про секс, хеви-металл, про наркоту… А так ну чё?..

− А чё ты тогда спал целый час? Сразу бы обозначил фишки, поговорили бы про секс, музыку, наркоту − здорово ж интересно! И ты бы мне чего-нибудь интересного рассказал.

Но дальше поговорить не получилось − звонок. Я к двери − скорее из школы, на улицу. Но классная руководительница цап меня за рукав.

− А цветы? Семенова!

Подбежала та же отличница с пучком красных гвоздик − усталые, вялые, словно их вырезали из бумаги и раскрасили.

Я замотал головой.

− Нет, Семенова, не могу принять твой букет. Вам же тоска зеленая была сидеть так два урока, слушать меня. А мне с вами было так тошно!

И к двери.

А следом − разгневанная учительница, кричит в спину:

− Вы не имеете права!

И ор в классе, хлопают партами, свист, гогот: «Во мужик дает! Клево, ага! Вощще!»

Проснулись, наконец! Живыми мальчишками и девчонками стали. Значит, не зря мы встретились. Может быть, хоть этим я кому-то из них запомнюсь − тем, что не взял цветы. 


Читайте также


Книги, упомянутые в номере

Книги, упомянутые в номере

0
1371
Отдам лисапед

Отдам лисапед

Вячеслав Харченко

Две истории о детстве, накопленной мелочи и велосипеде

0
3145
Правительство России выделяет 30 миллиардов рублей на лечение детей

Правительство России выделяет 30 миллиардов рублей на лечение детей

Ольга Соловьева

Ущерб от урагана на юге страны потребует помощи федерального бюджета

0
1742
Как исправить плохое настроение

Как исправить плохое настроение

Юрий Гуллер

Что нам в этом поможет – путешествие, книга, шоколадка?

0
4024

Другие новости