Евгений Лесин
|
|
Кота действительно жалко. Рисунок Екатерины Богдановой |
Захожу тут на сайт один, а там кино обсуждают. Или сериал. Не стал вдаваться в ненужные подробности, сразу обратился к комментариям.
«Эпизод с котом мне понравился», – пишет первый комментатор. «Что там с котом?» – волнуется следующий. «Не очень понятно, в каком месте там комедия», – пишет третий. И продолжает: «Кота действительно жалко». Четвертый, проанализировав ситуацию, резюмирует: «Судя по предыдущим комментариям, смотреть не стоит, кота заранее жалко».
Что тут сказать? Я тоже смотреть не стал, даже названия сериала (или фильма) не знаю.
А кота – жалко.
Если женщина уходит от мужа к любовнику
Мобильные телефоны… Они есть сейчас почти у всех. Вот и персонажи современного кино все время звонят друг другу. По поводу и без повода. Но если женщина решила, допустим, уйти от мужа к любовнику, то, собрав вещи, идет к любовнику без звонка. Конечно, если в тот момент у него другая женщина. Если женщины нет – позвонит, все нормально. Позвонит хотя бы для того, чтобы элементарно проверить – дома ли он. Но если у парня сейчас другая дама, то никто ему, разумеется, звонить не будет. Иначе ведь может не получиться «конфликта»!..
Непосильность литературного труда
Из предисловия к книге Эмиля Габорио «Лекок – агент сыскной полиции» (М.: Олимп, 1992): «Эмиль Габорио прожил короткую, но яркую творческую жизнь. Несмотря на материальное благополучие, здоровье его подтачивал непосильный литературный труд». Здесь прекрасно все. От «подъезжая к станции с меня слетела шляпа» до самой сути фразы – несмотря на материальное благополучие, здоровье его подтачивал непосильный литературный труд. Зачем же было трудиться так непосильно, коли материальное благополучие есть? Такова, видимо, природа литературного добра. И непосильность литературного труда.
Далее, впрочем, то есть в самом романе, еще лучше:
«Он попросил у меня газету, я отдал ее и начал с ним говорить о погоде. Словом, кончилось это тем, что он предложил мне сыграть в пикет... Мы начали играть на две рюмки вина. Я выиграл. Этот господин решил взять реванш, и мы опять сыграли. Я снова выиграл. Он упрямился, и мы все продолжали игру на рюмки… Я все время выигрывал…
– Продолжайте, продолжайте! Что же потом?
– Кончилось тем, что я ничего больше не помнил… Припоминаю только, что я, кажется, заснул…»
А вы говорите «Москва – Петушки». «Продолжайте, продолжайте! Что же потом?» – говорит Лекок. А потом Веничке будут говорить ангелы: «Так что же, Веничка, что же ты все-таки купил? Нам страшно интересно… – Да ведь я понимаю, что интересно. Сейчас, сейчас перечислю: во-первых, две бутылки кубанской…»
Великие умы встречаются.
Из редакционного. Логика
Из деловой переписки с коллегами:
– Зашла в твою папочку на компьютере и не нахожу там рассказа писателя А. Подскажи, где он лежит?
– Разумеется, в папке «Поэзия». Рассказ же. Значит, в папке «Поэзия». Где ж ему еще быть?
Автомобилей не было, а пробки были
Все уже давно придумано до нас. Александр Иванович Тургенев (1785–1845), из «Европейских корреспонденций»: «Сегодня я зачитался новых английских Reviews и не попал ни к одной проповеди, зато прочел прекрасную статью о парижских проповедниках» (Александр Тургенев. Политическая проза. – М.: Советская Россия, 1989). А вот о пробках автомобильных: «Более всего изумляет иностранца, особенно русского, отсутствие видимой полиции в Лондоне при таком ужасном многолюдстве и при множестве мелких и больших экипажей, которые не объезжают друг друга, а в тесноте города тащатся один за другим веревкою и часто около получаса, не двигаясь с места, ожидают движения…» А ведь тогда автомобилей еще и не было, пробки же, как видим, были, и еще какие. Вот она, истинная футурология. А вот про пресловутого Стендаля: «…встретил я возвратившегося из Италии Беля (Стендаля). Он постарел и едва ли не охилел и умственно, но бегает за умом и остротами по-прежнему». А вот, кстати, истинно верное: «Когда человек, нами давно любимый, начинает изменяться или изменять себя, как долго мы спорим с очевидностью, как долго ищем, чего уже нет или не было; как тяжко сказать: призрак друга, прости!»
А толку нет
О, боже! Сколько раз в день мне приходится нечто подобное писать и говорить. А толку? А толку нет. А я все пишу и пишу, говорю и говорю уважаемым господам авторам:
«Вы, вероятно, уверены, что если прислать по электронной почте текст – он АВТОМАТИЧЕСКИ И МГНОВЕННО появляется в газете. Увы, вы ошибаетесь. Вы, судя по всему, также считаете, что чем больше текст по объему, тем легче, проще и удобнее его печатать в газете. И здесь вы ошибаетесь. Вам покажется невероятным, но текст объемом больше одной газетной страницы никак не может поместиться на одной газетной странице.
Если вы пришлете текст ПОСЛЕ юбилея, я никак не смогу его напечатать ДО (или во время) юбилея».
И т.д. и т.п.
О, боже! Сколько раз в день мне приходится нечто подобное писать и говорить. А толку?
Наверняка
А вот не надо сочинять афоризмы и миниатюры. Наверняка их уже кто-нибудь сочинил до вас.
Краса красот
Вот где подлинная краса красот: «Из ликвидируемого имущества удовлетворяются прежде всего долги, возникшие в связи с деятельностью ликвидатора по ликвидации» (Гражданский процессуальный кодекс РСФСР, 1948).
А вы говорите.
Парабола и гипербола
Читаю в интернете шутку: «Как отличить гуманитария от технаря. Спросите его, что такое гипербола». И тут же комментарий: «Ха-ха, гуманитарий наверняка ее путает с параболой».
А вот уж нет. Красный граф Алексей Н. Толстой – да, путал гиперболу с параболой, сэр Конан Дойл путал дедукцию с индукцией, ну да что о них говорить?
Гуманитарий же знает, что парабола всего лишь многозначная притча, а гипербола обычное преувеличение. Как их можно спутать?
Торжества продолжаются
Регулярно приходят такие письма от уважаемых авторов:
«Присылаю Вам статью к 250-летию писателя Чмошникова. 250-летие, правда, было три года тому назад, но ведь юбилейные дни все еще продолжаются?..»
Мегрэ начал пировать
Знаменитый Жорж Сименон пишет в романе «Мегрэ и неизвестная» (Сименон Ж. Комиссар Мегрэ: Романы. – СПб.: Азбука, 2000):
«Доктор Поль распахнул стенной шкаф, где вместе с халатом, резиновыми перчатками и прочим держал бутылку коньяка.
– Выпьете по глоточку?
Мегрэ без колебаний согласился».
Более всего умиляет здесь, разумеется, выражение «без колебаний». Без колебаний согласился! Читаем, однако, далее. Та же книга, роман «Мегрэ у министра»:
«Мегрэ, не спрашивая разрешения, налил себе стопку водки и, только поднеся ее ко рту, подумал, что надо бы налить и министру».
Что тут сказать? Французская вежливость, парижская галантность – кто же про них не слышал!..
Кстати, Мегрэ не только бухает, как, наверное, могли подумать неопытные читатели. Судите сами: «Мадам Мегрэ оставила мужу сельди, до которых он был охотник, и Мегрэ начал пировать, рассеянно смотря телевизионные новости».
Время фиакров
Пошел я тут телефон мобильный чинить. Захожу в «Ремонт очков» на Кожевнической улице.
– Почините? – спрашиваю.
– А как же, – ухмыляются. – Заходите через полчаса.
Вышел я и думаю: куда идти-то? В кабак, конечно!
Заказываю тарелку супа и стакан лимонада. Жду заказ. А там полки с книгами. Достаю первую попавшуюся, желтенькую такую. И оказывается передо мной книжка Бранки Юрцы (Бранка Юрца. Родишься только раз / Пер. И. Макаровской. – М.: Детская литература, 1976).
Читаю:
«У мужчин, как это исстари ведется, тоже была своя мода. Они носили костюмы с жилетами, под воротником рубашки сидел галстук бабочкой, а господа к тому же небрежно помахивали тростью.
Это было время фиакров».
Господи, ты мой боже. Небрежно помахивали тростью!..
Бранка Юрца (1914–1999) – словенская писательница. Жила в Любляне. При фашистах сидела в концлагерях, в том числе в Равенсбрюке…
Тут мне и суп принесли.
А вы говорите.
Время фиакров…
Отрешенно крякая в стороне
Многие считают Пэлема Грэнвила Вудхауза безалаберным юмористом, а он между тем серьезный ученый. Инженер-технолог человеческих – и не только человеческих – душ. Судите сами:
«Было это у озера. Чиппендейл ушел не сразу, сперва он подмигнул, показал большой палец и, по-видимому, думал поболтать, но отбросил эту мысль. Они остались одни, если не считать утки, исключительно похожей на Чиппендейла и отрешенно крякавшей в стороне».
А я что говорил?
Дарья Гармоненко 