Поэт против суперменов

Создатель сверхсупермена Штирлица – писатель Юлиан Семенов. Фото РИА Новости

Литературный персонаж Штирлиц «родился» ровно 60 лет назад, в 1965 году, когда в журнале «Молодая гвардия» был опубликован роман Юлиана Семенова (1931–1993) «Пароль не нужен». Всего же под разными именами, в качестве главного или второстепенного персонажа Штирлиц появляется у него в одном рассказе и 13 (!) романах.

Самый лучший из них, пожалуй, «Семнадцать мгновений весны». Чего стоит лишь начало – тонкая лирика, предшествующая долгому историко-публицистическому сюжету: «Сначала Штирлиц не поверил себе: в саду пел соловей». Когда же в 1973 году на экраны вышел одноименный телесериал Татьяны Лиозновой, Макс Отто фон Штирлиц стал официально-неофициальным, то есть по-настоящему народным героем.

«Редкий союз эмоциональной непосредственности и медлительной аналитичности» – это можно отнести и к романам Семенова вообще, и к Штирлицу как самому популярному персонажу этого писателя. Персонаж стал культурным потому, что, с одной стороны, представляет собой классический портрет супермена. Но, во-вторых, что важнее, заметно превосходит привычный образ своего западного аналога – несокрушимого красавчика, созданного флемингами и Голливудом с расчетом на типового потребителя.

Как всякий супермен, Штирлиц обладает сверхспособностями. Его проницательность, например, граничит с волшебной. «Порой ему было страшно: по прошествии получаса знакомства он все знал о человеке, которого только что увидел». Поэтому Штирлиц восхищает всех, включая его антиподов. «А профессионал он первоклассный, – отметил Мюллер. – Он понимает все не через слово, а через жест и настрой. Молодец. Если он работает против нас, я не берусь определить ущерб, нанесенный им рейху».

Как всякий супермен, Штирлиц сражается с многоликим суперзлодеем. В данном случае это фашизм. Ребята, если вы думаете, что разгромили фашизм в мае 1945-го, то сильно заблуждаетесь – один из самых очевидных посылов Юлиана Семенова в романах о Штирлице. Тем более что рецепт возрождения фашизма по Семенову, к сожалению, уже доказал свою эффективность. «Вы должны звать к демократии, а не к диктатуре, ибо, лишь расшатав демократию еще более разнузданной демократией, мы сможем подвести обывателя к требованию: «Дайте нам железного канцлера...»

Не только стать у врагов своим, а занять при этом исключительное положение Штирлицу помогают опять же его способности. Здесь не только «знание английского, французского и японского языков, личная картотека на ведущих разведчиков, дипломатов и военных... Когда другие отдыхали, он работал в архивах и библиотеках, составлял досье, раскладывал по аккуратным папочкам вырезки, и это спасало его от практики каждодневной работы СД».

Когда в 1973 году на экраны вышел телесериал Татьяны Лиозновой, Макс Отто фон Штирлиц стал по-настоящему народным героем. Кадр из фильма «Семнадцать мгновений весны». 1973

Наконец, главное. Штирлиц – сугубо творческий человек. В «Испанском варианте» читатель узнает, что Штирлиц «писал маслом и гуашью. Когда он стоял у мольберта, наступало расслабление, и он ощущал цвет, форму и солнце...». И не только Шелленберг в романах Семенова совершенно справедливо подозревает, что Штирлиц пишет стихи.

Таким образом, искусство манипуляции, которым мастерски владеет Штирлиц, – это сочетание огромных систематизированных знаний (база данных) с художественным чутьем (быстродействие). Поэтому он даже разговаривает, по выражению его «начальника» Шелленберга, «как должен писать помощник лидера – с тремя смыслами, упрятанными в два слова».

При этом интриган экстра-класса Штирлиц неотделим от профессии. «Я ни с кем, никогда, ни при каких обстоятельствах не играю, ибо игра стала моей жизнью». Он искренне любит – и свою Родину, и страну, в (а не против) которой работает. Незаметно для себя становится своим в Германии. Штирлиц настолько русский, что вненационален. Не люби он Германию, довольно быстро бы провалился. В этом случае его «ждали бы пытки перед четвертованием – о расстреле он мог мечтать как об избавлении, благе, милости...». Такого нельзя не бояться. И снится ему «один и тот же сон: Шелленберг говорил кому-то, кто стоял к нему спиной: «Я хочу узнать все связи Штирлица, а уж потом будем его брать. Пусть ему кажется, что я ничего не подозреваю, пусть считает, что водит меня за нос. Он же русский, он не может понять нашу логику». Но в том-то и дело, что он русский и поэтому может всё.

Всеволод Владимирович Владимиров (настоящее или, точнее, первое имя нашего героя), Максим Максимович Исаев, инженер Бользен, доктор Брунн, Юстас, № 974 и т.д. – имени у Штирлица в привычном смысле нет. Национальности в привычном смысле тоже. Интересно, что и в советском, и в российском общественном сознании Штирлиц остался именно Штирлицем. Не Исаевым (хотя это имя в известном сериале звучит) и, конечно, не Владимировым. Штирлиц стал тем, кого он «играл».

Романы Семенова здесь противопоставлены шпионской псевдоромантике. «Ночные кабаки, танцовщицы... алюминиевые аэропланы и трансатлантические перелеты для переговоров за коктейлем... конспиративные явки в таинственных коттеджах с двойными стенами... Боже ты мой, как же все это смешно, если б не было глупо и – в этой своей глупости – безжалостно по отношению к людям этой профессии».

Профессия Штирлица: лгать. С благими целями, конечно. И финал его (не киношного, а литературного) трагичен. Экстра-профи, убитый своей профессией, он в известном смысле погибает. Его жена Саша (кто не помнит знаменитую сцену в кафе) и сын Саша (он же Коля в «Майоре Вихре») гибнут буквально, причем дома, от своих. Сам Штирлиц едва спасается (от них же) благодаря все тем же, наработанным у врагов, сверхспособностям. «Меня послали на смерть – к нацистам... И я уже умер, работая в их аппарате... Но там я научился так страховаться, как вам и не снилось...»

Заключительный (по сюжету) роман о Штирлице – «Бомба для председателя» – завершается показательными словами главного героя: «Вы, хочу надеяться, дадите показания в мою пользу. Нет?» Уже дали, кто бы сомневался.

Наполовину русский, наполовину украинец стопроцентный немец Штирлиц стал частью отечественной культуры благодаря созданному Юлианом Семеновым и Татьяной Лиозновой образу русского сверхсупермена. Который интересен не уровнем технического оснащения, искусством соблазнять женщин и махать руками. Он – обладатель высшей правоты. Поэтому в большинстве случаев действует убеждением. Мастер интеллектуального карате, живой компьютер и тонкий художник, он вызывает горячее сочувствие читателя не потому, что работает на ту же страну, где этот читатель живет. А потому, что сумел убедить его: мы оба на стороне Добра. У Семенова это звучит несколько жестче: «А как же, по-вашему, следует вербовать?..» – «Умом, – ответил Штирлиц. – Умом, идеей и волей».

От слишком высокого, с точки зрения обывателя, пафоса, который несет образ сверхсупермена, народное сознание (и подсознание) быстро избавилось с помощью многочисленных анекдотов, героем которых стал Штирлиц. Но еще раньше он этим же сознанием был замечен, отмечен и остался в нем, кажется, навсегда.