Власть должна быть заинтересована в том, чтобы СМИ говорили правду

Задача журналистов - рассказать населению, что происходит.
Фото Петра Кассина (НГ-фото)

Александр Крутов, заместитель председателя комитета Госдумы по информационной политике: Я думаю, что все понимают, что теракты не имели бы того значения, если бы не освещались в СМИ. Это одна из задач террористов. Это часть объявленной нам информационной войны. И сегодня СМИ, освещая ход контртеррористической операции, являются рупорами и пресс-секретарями террористов. Было много непроверенной информации, домыслов. Все это создавало напряженность и панику. Эти три дня, которые были в эфире, сказались на психологическом здоровье людей. Нужно понять, что нам лучше. Или соблюсти так называемую свободу слова, или дождаться, когда закончится контртеррористическая операция и после этого получить от журналистов четкую и правдивую информацию о том, как действовали спецслужбы и власти. Я считаю, как законодатель, что мы должны ввести запрет в СМИ, особенно в электронных, на освещение контртеррористических операций по освобождению заложников в момент их совершения.

Матвей Ганапольский, ведущий радиостанции «Эхо Москвы»: Александр, вы говорите очень правильные вещи. Но скажите, чего нам говорить, когда захватили этих несчастных людей? Давайте так: «Сегодня в Беслане...» Продолжите мою фразу.

Крутов: «Сегодня в Беслане произошла трагедия». Все. На этом бы я прекратил всю информацию.

Ганапольский: А после этого в эфире раздаются звонки, и народ чего-то хочет узнать, мы же средство массовой информации и должны информировать слушателей. Вы подскажите, чего делать? Итак, ваше предложение – «Сегодня в Беслане произошла трагедия». Точка. Мы не можем сказать, что террористы захватили школу? Понимаете, я просто хочу понять, как надо говорить, ведь нам жить по вашим решениям. Вы нас форматируете, хотя мы подписали, как вам известно антитеррористическую конвенцию, по которой мы не даем слово террористам, мы не даем оперативной информации. Вы уж нам скажите, что нужно еще.

Крутов: Да, вы подписали эту конвенцию или хартию...

Ганапольский: Александр, вы же знаете меня, я страшный человек. Я вам задал вопрос и, пока вы не ответите, не отстану. Итак, «сегодня в Беслане...»

Крутов: «Сегодня в Беслане ничего не произошло». Я бы не стал ничего говорить в электронных средствах массовой информации.

Ганапольский: То есть там – теракт, CNN показывает, Би-би-си показывает, а мы молчим, да?

Крутов: Матвей, обратите внимание, что у этих террористов стояли телевизоры и они говорили: «Видите, что сказали? 350 человек, а на самом деле больше!»

Ганапольский: Кто это сказал?

Крутов: Телевидение сказало!

Ганапольский: А телевидению кто об этом сообщил?

Крутов: Если у нас врут спецслужбы – необязательно давать эту лживую информацию в эфир!

Ганапольский: А откуда журналисты знали, что информация лживая? Начальник управления ФСБ по Северной Осетии говорит: идите сюда, вот свежая информация.

Крутов: Значит, надо вообще запретить показ.

Ганапольский: Кому запретить?

Крутов: Всем! Ведь мы даже не знаем, сколько стрессов, сердечных приступов получили люди, сидя у телевизоров!

Ганапольский: А откуда же тогда, вы, заместитель председателя думского комитета по информационной политике, узнаете, что произошло в Беслане? Вы что, Путину будете звонить?

Крутов: Нет. Об этом расскажут журналисты, но уже после всего случившегося.

Ганапольский: Да кто ж тогда даст журналистам информацию-то?

Вадим Речкалов, обозреватель газеты «Известия»: Честно говоря, мне не нужно ваше или чье-то разрешение на работу. Меня не волнует ваше мнение – должен ли я или не должен говорить о таких вещах. Это моя работа, мне за это платят деньги. Если во время спецоперации журналистам запретят работать, значит, будем работать под видом, допустим, разносчиков пиццы. То, что можно говорить, а чего нельзя – я сам знаю. Я взрослый человек.

Максим Шевченко, ведущий аналитических программ радио «Маяк-24»: Я понял, в чем причина ваших разногласий! Говоря о СМИ, мы постоянно подразумеваем телевидение. А это шоу, которое никогда не подразумевает объективного освещения событий. Когда телевидение передает картинку, она обязательно попадает в мозг, и это элемент какой-то пропаганды. Тележурналисты могут стать источниками погромов, беспорядков и т.д. У пишущих журналистов, как мне кажется, несколько другая ситуация. В силу газетных особенностей они имеют в запасе почти сутки и поэтому действуют более взвешенно, а потому имеют право на анализ, на трансляцию мнений. Мне кажется, надо различать разные типы СМИ.

Речкалов: Путин что сказал в своем обращении? Террористы хотели запугать нас своей жестокостью. Точка. Что это означает? Что нас жестокостью не запугаешь. Мы ради уничтожения каких-то негодяев готовы не пожалеть и детей. Представляю, что было бы, если бы журналисты вообще не освещали этот теракт.

Шевченко: Я в этот день на «Маяке-24» вел часовой эфир – интерактивный разговор со слушателями. Заметил, что из всех телеканалов только «Евроньюс», Би-би-си и «Скайньюс» давали такую картинку, которую стоило смотреть. Как я себя вел в эфире? Мне было ясно, что нельзя пускать в эфир сплетни и домыслы, которые будут идти как от слушателей, так и от ФСБ. Я понимал, что моя задача, как радиоведущего, не допустить серьезного психологического кризиса, поскольку острие ненависти могут направить на мусульман, попытавшись тем самым расколоть нашу многонациональную страну. Как представитель федерального государственного СМИ я стоял не на позиции спецслужб, к которым у меня много претензий, и я бы хотел видеть многих из них на скамье подсудимых, в том числе и Андреева (бывший руководитель управления ФСБ по Северной Осетии. – «НГ»), за то, что он говорил в эфире. Я не могу себе представить директора ЦРУ, МИ-6, «Моссада», делающих в прямом эфире такие заявления. Что же касается полного запрета на освещение терактов, то мы пока живем не в состоянии войны, когда СМИ консолидируются, делегируя для пропагандистских целей эренбургов с их идиотскими листовками...

Речкалов: Эти листовки не идиотские.

Шевченко: Да он был подонок абсолютно! Призывал насиловать немецких женщин!

Речкалов: Я бы попросил вас извиниться и не хамить в отношении Эренбурга в дальнейшем!

Шевченко: Да ладно. Мы все читали эти листовки 1944 года, что там надо делать с немецкими детьми. Но это бывает. Война и все такое, как говорится. Но пока у нас ситуация демократическая. Поэтому, с этой точки зрения, моя позиция как журналиста заключается в том, что я не имею права транслировать непроверенную информацию, от кого бы она ни исходила. Исходит ли она от Басаева или исходит она от Андреева! Для меня они стоят на одинаковом уровне, поскольку вранье бандитов, как и вранье спецслужб, было много раз доказано.

Ганапольский: Александр Крутов, глубоко мною уважаемый человек, высказал тут разные фантастические идеи о том, что не надо вообще о терактах говорить. Еще раз говорю, вы законодательная власть – как решите, так и будем работать. Только что вы потом будете делать? Тайно смотреть CNN в своем кабинете? Ведь, что такое СМИ? Это такая скромная организация, которая, как и прачечная, занимается обслуживанием населения. Наша задача рассказать населению, чего происходит. Заявления власти по поводу разных событий – это часть той информации, которую мы даем. Ясно, что каждое СМИ хочет, чтобы наша страна была замечательной, власть была дружественной народу. Как сказал Пелевин, «говорят, что есть антироссийский заговор, но, как известно, в этом заговоре участвует все население России». Александр, хорош обвинять журналистов и говорить, что не надо ничего транслировать, в то время как власть, извините, наложила в штаны. Не мы виноваты. Что нам начальники говорили – то мы транслировали. Чего на зеркало пенять, коли рожа крива? В том числе из-за бездействия и вашего замечательного законодательного органа вся страна так облажалась! Не давать слово террористам – не давали. Не давать оперативной информации – не давали. Все стояли за 2 километра от этого здания. Почему нам врали? Потому, что считали, что не надо сообщать, народ – дурак, не поймет. Самая главная задача власти была в тот момент, чтобы не пошли с вилами и ружьями на Ингушетию. Сначала придумали, что это арабы и один негр. Во всяком случае, испачканное лицо. У нас раздавались такие телефонные звонки, и мы пошли им навстречу. После этого появился этот парень, пойманный террорист, который вдруг сказал, что там были узбеки и казахи. Народ сидит и думает: «Значит, так, ингушей мы сейчас резать не будем. А ну, дайте карту! Где у нас этот Узбекистан? Далеко-о-о. И не Россия. Нет, сегодня не соберемся!» Далее. Мамонтов (специальный корреспондент канала «Россия». – «НГ») заявил, что боевики появились со стороны Грузии. И это я понимаю. Нужно было информационно замочить заодно и Грузию. Но поймите, мы согласны транслировать ложь только в одном случае – если это способствует освобождению заложников. Я всегда говорю слушателям, когда они обзывают нас козлами, что «если мы повернемся и уйдем, куды вы тады денетесь? Где вы будете, если замочат последние площадки, на которых вы что-то еще можете сказать?» Ведь останется лишь одна площадка, выполняющая задание партии и правительства, программа «К барьеру», где все 10 раз перезаписано, а потом еще 15 цензоров отсматривают снятое. Россия переживет и это, она многое видала. Только что это будет за страна? Мне кажется, власть должна понять, что так по-хамски относиться к средствам массовой информации и настраивать против них народ – нельзя. А это происходит.

Крутов: Я отвечу коротко. Вы можете сегодня сказать, что те люди, которые у власти, в силовых структурах, – они вам будут давать честную информацию?

Ганапольский: Меня это абсолютно не интересует. Поскольку в том, чтобы СМИ говорили правду, должно быть заинтересовано государство. Радио и телевидение только развлекают и информируют. Хорошо бы, чтобы власть понимала, как работают СМИ, и не нарушала Конституцию, потому что каждый человек имеет право на информацию. Поэтому давайте понимать друг друга и наказывать реальных, а не вымышленных виновников.