Алексей Богатуров Клубы причитаний от кострищ вокруг иракской темы скрывают тучу двусмысленностей. "Наружно" иракцам сочувствуют все. Но одни картинно сопереживают страданиям масс от диктатуры Саддама Хусейна, а других всерьез заботит перспектива американской интервенции ради ее свержения. Всяк благородствует на свой особый лад. Никого, кажется, не заботит главное - сколько простых людей будет убито в этой, возможно, предстоящей самой нарочитой войне последних двух десятилетий, если считать со знаменитой своей безнаказанной беззастенчивостью рейгановской интервенции на Гренаде в 1983 г.
Нам десять лет внушали: гуманитарный аспект международных отношений является самым важным, и если интервенции бывают оправданными, то как раз под человекоспасительными лозунгами. О чем бы это, если иметь в виду Ирак? О праве араба оказаться под ударом сбившейся с курса американской ракеты? Или о праве еврея в Израиле оказаться под крышей дома, в который "дуриком" попадет иракская ракета, которую загнанный в угол багдадский тиран велит выпустить по Тель-Авиву?
За десять лет мы почти привыкли верить: в современных условиях суверенитет отдельных стран и правительств менее важен, чем право международного сообщества этот суверенитет нарушать, если это нарушение производится во имя высшей цели обеспечения прав человека. Под аккомпанемент этих рассуждений натовцы доламывали в 1999 г. и без того надломившуюся Югославию.
Душой этой "гуманитарной операции" были американцы, но западноевропейцы рьяно их поддерживали. Пока речь шла о вмешательстве во имя прав человека, демократической, внутренне замиренной Западной Европе нечего было бояться: права человека в ней соблюдались и потенциального вреда от "гуманитарных интервенций", скажем, Франция или Германия для себя не видели.
Но вот после "второй афганской войны" 2002 г. Соединенные Штаты резко поменяли правила игры - как всегда, по ходу игры и, как всегда, забыв предварительно поговорить с партнерами. Теперь, решили в Вашингтоне, не обязательно руководствоваться только критерием защищенности прав человека в той или иной стране, чтобы ставить вопрос о свержении ее правительства. Достаточно решить, что политика соответствующего правительства может представлять собой хотя бы в перспективе угрозу для интересов США. Сначала свергли талибов в Афганистане, затем завели речь об Ираке.
С точки зрения американской логики - все безупречно. На очереди обычная неспровоцированная превентивная война - в XIX и XX веках таких было много. Если нападающая сторона ничем не рискует, она всегда смело ввязывается в такую войну, рассчитывая ее легко выиграть. Так японцы захватывали у Китая Маньчжурию, создавая в ней прояпонское "независимое правительство" в тридцатых годах. И так же товарищ Сталин вводил войска в Латвию в 1940 г., предварительно добившись свержения в ней недружественного ему правительства. Чем не "доктрина смены режима", которую так полюбили в Вашингтоне?
Раскусив ее смысл, Западная Европа забеспокоилась, стала запальчиво негодовать и - совсем курьез - формировать какое-то невиданное "движение сопротивления в защиту" - правда, не Ирака, а┘ собственного права не соглашаться с США. Страх потерять последние крохи самостоятельности в мире, где 10 лет безраздельно "центрят" Соединенные Штаты, - главная причина западноевропейской фронды. Другая - в нефти. В отличие от Британии или Норвегии, которые давно уж сами продают нефть, Франция и Германия нефть покупают. Они всегда были чувствительны к настроениям арабских стран - так было, начиная с первого "нефтяного шока" 1973 г., когда Париж заявил себя главным сторонником "арабского дела" в Старом Свете вопреки мнению и давлению Вашингтона и дружеским увещеваниям Лондона. Так что новое - это отчасти позабытое старое.
Правда, принципиально новые черты в текущей ситуации все же есть. Во-первых, к "оси сопротивления" Франции, Германии и Бельгии примкнула Россия, неоправданно рискуя "из солидарности с Европой" разом потерять (в пользу и к радости западноевропейцев) то положение привилегированного партнера США, которое она с таким огромным трудом завоевала в последние полтора года - впервые с 1945 г. Бездумная щедрость и удручающая близорукость.
Во-вторых, показательно появление в ряду "протестантов" Бельгии, страны, никогда не обнаруживавшей амбиций в "большой политике". Колебание между стремлением осторожно отодвинуться от США и найти компромисс с Вашингтоном для Брюсселя - почти проявление безрассудной отваги. Но это позиция не собственно Бельгии. То есть она и бельгийская позиция тоже, но все же прежде это отражение противоречивых настроений в Европейском союзе, столицей которого ощущает себя Брюссель. Как поведет себя Евросоюз в целом, станет скоро известно.
Но уже ясно самое главное - в международной политике впервые со дня распада СССР стала заметна важнейшая возвратная тенденция. После десятилетия господства представлений о приоритете международного регулирования по отношению к суверенным правам отдельных государств в их внутренней и внешней политике в международных отношениях стихийно возник своего рода бунт в защиту суверенитета, права каждой страны, сообразуя свои действия с мнениями окружающего мира, оставаться все-таки независимой в наиболее принципиальных вопросах своей государственной политики. Устоится эта тенденция или нет - предстоит увидеть, как предстоит согласиться или (горько) усмехнуться по поводу возобновленных ожиданий прихода многополярного мира.
Дарья Гармоненко 