Финал политического проекта Михаила Прохорова оказался столь же внезапным, как и его дебют. Между большим интервью бизнесмена в программе Владимира Познера и выходом на двух федеральных каналах обличительных фильмов о соратнике Прохорова Евгении Ройзмане прошло не более трех месяцев.
Экс-лидер «Правого дела» пришел в политику с большим опытом работы в бизнесе, но в ключевой момент не смог применить именно этот опыт - ведь конфликт на съезде структурно и логически был аналогом бунта миноритариев. Как одерживаются победы на акционерных собраниях, Прохоров должен, по идее, знать. Сейчас он полагает, что причина «раскола» - в желании нового руководства партии прибрать к рукам 800 млн. рублей. Но, как видится, причина лежит глубже.
Прохоров не стеснялся позиционировать себя в качестве начинающего, нуждающегося в совете политика, публикуя партийные манифесты. Такая откровенность была излишней, если не сказать ошибочной. Успех проекта зависел от того, удастся ли Прохорову привести на избирательные участки новый, преимущественно молодой, до сих пор не участвовавший в политической жизни электорат. Этому электорату нужен был – и нужен по-прежнему – харизматичный лидер, знающий, что нужно делать, а не новичок, спрашивающий совета.
В то же время с доставшейся ему партией, многие члены которой как раз воспринимали бизнесмена как в лучшем случае перспективного новичка, Прохоров пытался поступать как лидер, решительный, бескомпромиссный и обвешанный полномочиями. Стратегическая задача попадания в Думу, пожалуй, требовала жесткого руководства, но тактика Прохорова оказалась провальной.
Он не разгонял партию, но действовал так, как если бы до него в «Правом деле» ничего не было – ни людей, ни структуры. Он согласился играть по правилам системы, но, добиваясь относительной свободы в этих рамках, не застраховался от системного вмешательства, не создал механизма защиты. Провоцируя внутреннее недовольство, он не замечал в нем опасности для себя.
В доселе скучной, малоинтересной жизни «Правого дела» появился драйв. Но драйва недостаточно, если с самого начала не иметь четкого представления о последовательности и последствиях собственных действий.
Готовность стоять за Ройзмана до конца и уйти вместе с ним по-человечески привлекательна. Но честь приносит политические очки тогда, когда нужно, например, удержать своего избирателя. Когда этого избирателя нужно найти, то честь, совесть и верность данному слову хороши сами по себе. Решить задачу они не помогают.
Михаил Прохоров ввел в оборот термин «вторая правящая партия», предложил новое – для российской политики – понимание «оппозиции», обозначил контуры теневого правительства. В случае успеха правый проект мог способствовать совершенствованию языка, мышления и практики внутри российской политической системы. Провал Прохорова может превратить эти новшества в анекдот.
С точки зрения системы главное не меняется – власти по-прежнему нужен успешный правый проект, правая фракция в парламенте, баланс политических предложений. Это вопрос выживания системы. Прецедент с Прохоровым существенно усложняет эту задачу, а потенциальная ставка на «Яблоко» не позволяет ее решить, поскольку «Яблоко» ориентируется не на либеральный (с экономической точки зрения), а на социал-демократический и отчасти правозащитный электорат.
Перспективы Прохорова-политика также выглядят туманно. Он может создать новую партию, но в нынешних условиях успех политического проекта зависит от степени его системности. Скандал с «Правым делом» не дает Прохорову оснований надеяться на системную поддержку.
Ольга Соловьева 
