Седой Ересиарх идет царем зверей...

Эдуард Лимонов пишет стихи с 50-х годов прошлого века. Сначала в Харькове, а затем в андеграундной Москве 1960-х – начала 70-х годов он изготовлял свои сборники вручную, на пишущей машинке. Писал в Нью-Йорке, где жил с 1974 года, в Париже в 80-е и везде, где бы ни оказывался. Став уже известным писателем, Лимонов время от времени возвращается к поэзии, хотя и считает себя сегодня «поэтом от случая к случаю».

В США выходил сборник стихов Лимонова «Русское» (Анн Арбор: Ардис, 1979). В России книга стихов Лимонова «Мой отрицательный герой: стихи 1976–1982 годов. Москва – Париж» впервые вышла в 1995 году в издательстве «Глагол». Наиболее полным собранием стихотворного творчества Эдуарда Лимонова стал томик под названием «Стихотворения», вышедший в 2003 году в издательстве «Ультра.Культура». Стихи, написанные позже – в тюрьме и вскоре после выхода из нее, – вошли в книгу «Ноль часов», опубликованную в начале 2006 года издательством «Запасный Выход».

Самые свежие стихи, из новой книги «Седой Ересиарх», готовящейся к публикации в одном из московских издательств, Эдуард Вениаминович принес в редакцию «НГ-EL». Предлагаем вниманию читателей несколько образцов.

***

Из глуби амальгам несозданных
церквей
Седой Ересиарх идет царем
зверей
Стопой железных руд
На фоне белых зал
С глазами изумруд
Безумный прошагал
Леди Х
Билеты Государственного банка
Порхали словно мотыльки
Переходя вдруг из моей руки
Во глубь твоей руки
Зиявшей словно ранка
Такая участь у билетов банка
Являться в час расслабленной
тоски
И оживлять (как влага от реки)
Пейзажи жизни вдруг. Ты
как вакханка
Зависишь от числа билетов
банка
Ты кружишься, кричишь, рычишь
Но только не молчишь
Хрустя в руке билетами из банка...

***

О, девка ушлая!
Вы мне моргали
Во всероссийском выставочном
зале!
О, девка стройная!
Как жопой вы виляли
Во всероссийском выставочном
зале!
Депутаты
Паркет Государственной
Думы
Ужасны, странны и угрюмы
Толсты, тяжелы и брюхаты
Топтали вчера депутаты
Грозили, роптали, кричали
И гражданам всё запрещали
«Нельзя!» «Недозволено!»
«Хватит!»
«Как мало налогов он платит!»
«Ату, гражданин
пресловутый!»
«Пришли тебе, сволочь,
капуты!»
Ловили в силки, западнями
И просто ловили руками
Дабы обобрать гражданина
Заведомо сукина сына!
Паркетины выли, пищали
Ковры их не заглушали
И была им невыносима
Насильная, как Хиросима
Толпа депутатов тяжелых
Ужасных мужчин, и бесполых...
Как азиатская луна
С малышкой, тайской медсестрой
Связался, разведясь с женой
Казалось, так жену любил
А вот оставил и забыл...
Что сердце у мужчин неверно
Противно, господа, и скверно!
А то, что с тайской
медсестрой...
Она ему массаж тройной
Массаж ступней, массаж спины
И он привез ее с войны...
Британский этот бритый лорд
был офицер. Простой народ
Где медсестру найдет с войны?
Красивы тайки и умны...
Про этих таек много баек...
Над мутной Темзой тучи чаек
Который год? Двадцатый год
А лорд все с тайкою живет
Смеется... полысел... Она
Подобно лотосу бледна
Подобно лотосу юна
У лорда – девочка-жена
Как азиатская луна...

***

«Ребенок купается в кислой среде
Как дельфины в морской воде
Ребенок завернутый в матку
лежит
Как культя, завернул ее в бинт
инвалид...
Или как жемчуг дремлет ребенок
В устрице розовой в море
соленом...»
Я эти строки в ту ночь
повторял
Когда рядом с беременной Катей
лежал
Я думал о том, что в беременной
даме
Ребенок лежит, как зерно
в теплой яме
Я мыслил Вселенную, зерна планет
Оплодотворенные может быть
мною?
О, я не знаю, быть может и нет,
Но мне-то Вселенная маткой
простою
В ту ночь представлялось,
пульсировал свет
Темных, больших и набухших
планет
Что у тебя, объясни,
с животом?
Кто там лежит? – Тот кто
будет потом.
Конец 70-х
Виски пью я, виски пью я
У окна страдает Джули
Ни цветка, ни поцелуя
В те июни и июли
Ей совсем не доставалось.
Мне не нравилась подруга
Подло мне тогда мечталось:
«Отдохну, и в земли юга!
И прощай, прости, подруга!»
Виски пил я, виски пил я
Притворялся что я янки
Шляпу крупную носил я
[Но тогда родились «панки»!
Появились на Ист-Сайде
Нижнем. Бедные и злые
Не означенные в «Гайде»
Стали мне они родные...]
Виски пил я, виски пил я
Между тем менялись годы
И в Париж вдруг укатил я
Улетая угодил я
В Paris в поисках свободы...

***

Какое облако в окне!
Большое, белое, кудряво
Мечтал я в детстве – будет
слава
Она пришла давно ко мне
Гляжу на облако в окне
А голубое небо – справа
Я разглядел еще тогда
Еще сидел на троне Сталин
Вперед грядущие года
Ну как бы из Москвы – Сахалин
Я разглядел у славы перья
Прошел я все земные дверья
Меня поносит гнусный враг
Как будто я урод зловонный
А я поэт, дурак бездонный
Философ, – странный как овраг
Что полон воров и бродяг...
Колониальный сон
От грустной мрачности судьбы
Спасут кофейные бобы
Кофейные бобы простые
Поджаренные, золотые
Креолов нам напоминающие
И лакированно-сияющие.
С поджаренностью половинок
Нам возникает ряд картинок...
Когда мы кофе в рот вливаем, –
Как по плантации гуляем.
Одевши шлем, сжимаем кнут!
Туземцы кофе нам несут
Собравши в короба и юбки
А мы целуем девок в губки
Ведь мы пропащи, мы
плантатор
Садист, пропойца,
эксплуататор!
Вот он под сеткой комариной
Лежит с девицею невинной
Она и он без панталон...
Таков колониальный сон
И Африка вокруг родная
Как боб кофейный золотая!
Землетрясение и затмение
Я был в Душанбе. Вниз упали
картины
Поблекнул от ужаса красный
карась
[Он плавал доселе в бассейне средь
тины
Дородный и жирный, с подругой
резвясь...]
Мы вышли из люков. Мы бросили
танки
Пока за толчком продолжался
толчок
Прекрасны таджички (они ведь
иранки!)
На яркие брови лег черный
платок
Сидят близ арыков и ждут.
И молчок.
Где медные горы вздымаются
круто
Где старится быстро земная
валюта
Где стройной стоит и
прекрасной мечеть
Я буду сидеть и на солнце
смотреть
И будет мне видимо солнце
на треть
Затмение ибо. Пугается рыба
И млекопитающий фыркает
зверь
И трепет в норе и в берлоге
теперь
А вы испугаться трясенья
могли бы,
Когда изгибаясь, ломается дверь?
Спасибо, сербский капитан!
Хоть я на фронте пил вино
Сражался лихо все равно...
Ах фронт!
В прицел дождливый горизонт...
Я вижу ухо и погон,
А дальше – листьев темный
фон...