Елена Вестергольм СЕГОДНЯ Слободская для Петербурга, как Эдда Урусова, Евгения Ханаева и Ольга Аросева для Москвы. Одновременно. Аросева, кстати, вместе с Верой Васильевой - сокурсницы Слободской по Московскому театральному училищу, которое они закончили в 1947 году. И делайся "Кабачок 13 стульев" в Питере, Слободская заняла бы там свое место. И слава ее была бы всесоюзной. Вот только фонограммы польских песенок ей вряд ли понадобились бы. Слободская великолепно поет. Лет тридцать с лишним назад ей удавалось "укладывать" зал в знаменитой ленкомовской "Трехгрошовой опере". Ее Селия Пичем, как и Феклуша в товстоноговской "Грозе", как и Липочка в товстоноговско-лебедевском "Свои люди - сочтемся", как будто определила один полюс ее универсального клоунского таланта, отточенного и утонченного страстью к артистическому вышиванию. К объему.
Сегодня она как связующее звено между прошлым и настоящим нашего театра. И дело тут совершенно не в ее возрасте и вовсе не в юбилейной дате. Хотя дата эта великолепна, но не величественной монументальностью, а живым блеском настоящего праздника театра, обросшего не штампами, а легендами. Более сотни ролей в театре, кино, на радио, телевидении. Спектакли Товстоногова, Лебедева, Опоркова. Золотой фонд русского театра ХХ века. А на скрижалях личного театра Инны Александровны несколько твердых правил: сцена - святое, текст нужно знать сразу, искусство - не миссия (не только миссия), а еще и кураж! Себя надо держать в струне, не быть распустехой: "Я всегда была пышечкой (это она-то, сегодня такая маленькая и хрупкая!), но не позволяла, чтобы меня развезло!"
Слободская - стопроцентная ленкомовка, хотя и украшает собой сегодня труппу Театра имени Комиссаржевской. 1 сентября 1947 года Аросева залетела к Акимову, а Слободская - прямиком в "Ленком", где служил ее отец, прекрасный петербургский актер Александр Кузьмич Слободской. Пожалуй, вместе с Товстоноговым, Лебедевым, Гориным, Дорониной, Басилашвили ей одной из немногих удалось сделать понятие "Ленком" нарицательным. Силой своего оригинального и острого дара. Потому что "Ленком" (за которым слышится ТРАМ) это все-таки немножко формализм, театральщина. А для такого эксцентричного таланта, как Слободская, это было спасение. В театре она создала целую портретную галерею, где есть место всем: и мещанам, и клоунам, и униженным и оскорбленным.
Эта маленькая интеллигентная женщина с какой-то беспощадной смелостью сумела вытащить за шкирку на свет рампы то, что ей самой в жизни было омерзительно. Ее розовая (цвет виден даже сквозь черно-белую фотографию) Липочка, с ровненькими и остренькими зубками, мертвой хваткой могла вцепиться в ранимую и живую плоть жизни и подмять ее под себя с такой обескураживающей улыбкой - только держись. Она уверенно шла в сторону Гофмана, Брейгеля, Гоголя. Но стопроцентная клоунесса (высшее артистическое предназначение), она с непостижимой ловкостью "вскакивает" в тончайшие жизненные детали, и тогда появляются маленькие экранные шедевры - как знаменитая еврейская бабушка из фильма Валерия Тодоровского "Любовь".
За почти 55 лет служения сцене Слободская сотворила целую галерею типов, с избытком встречающихся на страницах "Человеческой комедии". Амплитуда ее дарования такова, что именно ей - острой, смешной - удается извлекать из своего актерского инструмента ноты беззащитности и стойкости. Лучшая на сегодня ее роль - Тетя в антрепризной постановке режиссера Юрия Цуркану "Фантазии Фарятьева", одном из самых нежных спектаклей Петербурга, в котором слышны интонации "Милого старого дома" Петра Фоменко. В "Фантазиях" сегодня нет главных героев, но именно за этой Тетей угадывается начало рода всех немыслимых мечтателей, а на самом деле - просто настоящих людей, сильных и нежных одновременно. Слободская не может отказать себе в маленьких хулиганских выходках - и с упоительной гордостью демонстрирует семейный альбом так, что страницы летают под ее пальцами как ошпаренные. Какой напор жизнелюбия, нервности и впечатлительности. Эта роль необходима сегодня для экологического равновесия нашей жизни.
Слободская - человек уникальный. Не только потому, что порядочность, незаемное мнение, отказ от бесцветной ретушированности человеческих взаимоотношений стали дефицитом. А потому, что все эти качества в ней живут естественно и спокойно. Не обмазаны патокой сюсюканья. Не выставлены напоказ.
В искусстве у Слободской - не слава. Больше. У нее репутация. Если хотите узнать, как относятся к актеру в своей среде, всегда обращайтесь к "рукам театра": к костюмерам, гримерам, вахтерам. Они одевают и отпирают двери и всегда знают настоящую цену тем, кто выходит вечером на подмостки. И в какие одежды ты не рядись, в гении не проскочишь. У Слободской репутация высшей пробы. О таких, как она, без пафоса говорят: "Совесть театра". Такой любовью и уважением пользовались в Питере Василий Меркурьев и Михаил Данилов. Сегодня Евгений Меркурьев и Инна Слободская.
В жизни это тонкая натура чеховской интеллигентки, которая будет страдать, но молчать, когда курят в лицо или орут ночами под окнами дачи.
Принято и приятно подсмеиваться у нас над Москвой, которая "поматросит и бросит". Но что-то не слышно петербургских фанфар, не видно улиц, заклеенных афишами по случаю ее бенефисов. Слава Богу, что у нее есть планы. Одного ее имени достаточно, чтобы наполнить зрительный зал. Но есть роли, которые просто просятся на свет. Две из них пришли в голову Александру Белинскому (а уж его-то отменное чутье не обманешь) - это Роза Скороход в "Мечте" и странная миссис Севидж.
Она по своему глубинному актерскому и человеческому проявлению - Мэри Поппинс. Пятьдесят лет спустя. Волшебница и хулиганка одновременно.
Национальное достояние. Не Медный всадник, конечно. И не Медная бабушка. Но Инна Александровна Слободская.
