Павшие и живые

Николай Губенко ввязался в Историю.
Фото Михаила Циммеринга (НГ-фото)

Николай Губенко, художественный руководитель театра «Содружество актеров Таганки», к грядущему юбилею Победы поставил спектакль под названием «Четыре тоста ко Дню Победы». Но спектаклем в полном смысле то, в чем предлагает Губенко принять участие (в чем он и сам принимает участие, выводя на сцену всю, как выясняется, немаленькую труппу своего театра, от звезд старой, тогда однородной Таганки, Зинаиды Славиной и Михаила Лебедева, до самых молодых), назвать нельзя.

Это не спектакль, это что-то другое. Среди зрителей многие, может, и большинство, – ветераны, с планками и орденами на груди они приходят в театр по приглашениям, перед началом в фойе крутят песни военных лет, а когда публика входит в зал, на секунду все останавливаются: половина рядов снята, их место заняли столы, крытые бумажными красными скатертями. Бутылка водки, бутылка вина, пузырь минеральной, пластиковые тарелки с хлебом, нарезкой сыра, рыбы, огурцы с помидорами, и перед каждым креслом на скатерти заранее закреплена тонкая церковная свечка. На каждом месте – отпечатанное на бумаге обращение к зрителям: мол, все для вас, можете все съесть сразу, но можете подождать, во время представления станет понятно, когда – выпить, когда – зажечь свечу. Плюс обычная просьба не пользоваться мобильными телефонами.

Тем не менее композиция, авторство которой принадлежит самому Губенко, называется «музыкально-поэтическим спектаклем» по произведениям Анны Ахматовой, Ольги Берггольц, Александра Твардовского, Ильи Эренбурга, Виктора Некрасова и др. с участием всей труппы театра.

В общем – мало отличается от представления, которое Губенко поставил к предыдущему юбилею Победы. Тогда это так и называлось – «День Победы», теперь к тому названию добавились еще четыре тоста. Тот спектакль длился около часа, нынешний, без антракта, – час сорок. К слову, такие «повторы» будут не только на Таганке – во МХТ имени Чехова Юрий Еремин взялся заново поставить платоновскую «Семью Иванова», десять лет назад его спектакль по этому рассказу стал одним из лучших и самых, если можно так сказать, ответственных откликов на «юбилейную тему».

На Таганке сцену украшают колонны покоренного рейхстага, актеры в гимнастерках сидят на ступенях. Едва начинается спектакль – огромный, во всю ширину зала, красный флаг с серпом и молотом, через весь зал, вернее, над залом проходит победный путь от задней зрительской стены к сцене. Все поднимаются со своих мест. И на протяжении спектакля поднимаются еще дважды или трижды, то поминая героев, то приветствуя победителей.

Губенко «идет» по историческому пути шаг за шагом, от 22 июня к 9 мая, кто-то один или несколько актеров вдруг отделяются от остальных, становятся героями, читают стихи или поют песни, которым остальные подпевают хором. Впечатление такое, будто бы участники движимы чувством, что все эти «даты» вдруг могут кануть в небытие, и страх перед этим заставляет вытаскивать на поверхность – для просушки и сверки – пожелтевшие письма, описанные в них страхи, горести, радости. Четыре тоста – за солдата-победителя со старой фотографии, за солдат сейчас, за родину и за Победу...

Похоже на школьный монтаж, но одновременно – на лучшие поэтические спектакли прежней Таганки, на «Павших и живых», где, к слову, звучали стихи тех же поэтов. Вдруг из стихов, из чьих-то – Виктора Некрасова, к примеру, – военных записей «материализуется» история: сцена в землянке или окопе, сценка в госпитале, узнаваемая и живая. В голосах Губенко и Лебедева – больше мастерства, но обращаешь внимание не на одно только мастерство, чувствуется, что молодым передается общее ощущение чего-то важного, что важнее, чем просто сыграть спектакль или хорошо прочесть «свой отрывок». Не сегодняшний энтузиазм, и лица молодых актеров – хорошие, не затертые суетой.

Но, как ни странно (и это, вероятно, можно счесть самым обидным недостатком спектакля), публика сильнее реагирует не на эти игровые, театральные куски, а на кадры старой хроники, где Сталин проходит по Кремлю или поднимается на Мавзолей, где запечатлены страшные кадры ленинградской блокады, крупный план замерзшего на улице ребенка. Зрители уже не стесняются слез. Театр не может состязаться с документом такой «художественной», а вернее не художественной, а документальной силы, и живой актер «проигрывает» мертвому ребенку.

Губенко показывает, «как было», но, поскольку с тех пор, как это случилось, прошло 60 лет, хочется какого-то осмысления и военных, и, быть может, не в последнюю очередь прошедших 60 лет. Когда с исторического экрана кто-то из важных персон антигитлеровской коалиции отдает дань роли Сталина во Второй мировой войне, естественное в то время восхищение вызывает не менее естественный протест, так как только что виденное и слышанное свидетельствовало о том, что величию и победам предшествовали очевидные просчеты советского военного руководства. Почему так легко оккупанты прошли от Бреста до Москвы? Вопрос, конечно, не художественный и не к Губенко. Но поскольку Губенко ввязался в эту историю (и шире – в Историю), то и к нему тоже.