Французский апельсиновый сок

В Мариинском театре показали вторую оперную премьеру сезона – «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева. Постановка была доверена французской команде во главе с режиссером Аленом Маратра – команде, которая два года назад здесь произвела фурор своей версией оперы Россини «Путешествие в Реймс». Первым спектаклем дирижировал Валерий Гергиев, вторым – экстренно вызванный молодой Михаил Татарников: Валерий Гергиев улетел в Лондон.

Несмотря на температуру 39,9, новая креатура – дирижер, еще недавно сидевший со скрипкой в Молодежном оркестре Мариинского театра, – провел спектакль на достойном уровне: коллеги-оркестранты старались втрое за себя и за того парня. Благодаря взаимным усилиям оперный дебют Михаила получился хорошей копией спектакля первого дня.

Залу сообщался и тот заряд, который вновь, как и два года назад в «Путешествии в Реймс», заложила в свой спектакль французская команда. А сравнения с предыдущей работой были неизбежны. О том, что «Любовь к трем апельсинам» будет похожа на «Реймс», заявляла рекламная афиша спектакля, выполненная абсолютно в той же эскизно-графической манере. Сильно напоминали предыдущую работу французов и костюмы, словно нарисованные фломастерами ребенком, увлекающимся журналами мод. Художница по костюмам Мирей Дессанжи рассказывала, что, создавая их, она периодически думала о своих внуках. Изящно решен костюмный ансамбль дуэта заговорщиков Леандра и Клариче – элегантный вампирско-министерский прикид XIX века у первого и пилоточка а ля гитлерюгенд у другой. Образное и вокальное воплощение обеспечили этому дуэту Эдуард Цанга и Надежда Сердюк с Натальей Евстафьевой. Значительностью и вокальным колоритом артистичный лицедей Цанга затмевал многие светлые образы. Впрочем, Принц Андрея Илюшникова с его детскостью и проникновенностью интонаций был необыкновенно трогателен, за что и получил овации, заодно с шутом Труффальдино (Сергей Семишкура), который вытащил на себе обузу в виде не только вечно стонущего и чего-то требующего капризного молодого господина, но и оба спектакля. Правдоподобность образов и психологическая мотивировка их действий, вероятно, и была главной целью режиссера Алена Маратра.

За цветовым решением каждого из костюмов, по словам художницы, скрывался глубокий символический смысл. Постановщики даже консультировались у специалистов, узнав, к примеру, что оранжевый цвет апельсинов – «вестник восхода солнца, рождения дня», а сам апельсин – символ плодородия. Аховым было появление первой принцессы, буквально выдернутой толстым канатом из невидимого гигантского апельсина: Линетта Анны Кикнадзе выпорхнула как апельсин из рекламы соков, с оранжевым пушистым верхом и зелеными лосинами, которые вмиг обернулись завораживающим белым платьем настоящей принцессы.

Жанр сказки Гоцци-Прокофьева диктовал французам свои условия, и всевозможных метаморфоз на сцене и в зрительном зале было предостаточно. Спектакль начался с интерактива хора, бегавшего по всем ярусам зрительного зала, включая царскую ложу, где в первый день сидела губернатор Валентина Матвиенко. Чудаки, лирики, трагики и комики требовали зрелища на свой лад – согласно интеллекту и темпераменту. Дело выиграли чудаки, которые, как добрые гении, на протяжении всей оперы вмешивались в ход событий, вплоть до того, что откуда ни возьмись раздобывали в пустыне воду последней принцессе (девичье-лирическая Анастасия Калагина) – избраннице Принца, чуть не умершей в отличие от первых двух. От души народ в зале смеялся при виде Кухарочки в исполнении Юрия Воробьева. Здесь художница уступила массовому вкусу. И была права. Зал разразился смехом, увидев это реально целлюлитное создание природы с могучими боками и двумя женскими достоинствами – спереди и сзади с напомаженными губами и в чулках. А уж когда Принц ущипнул ее за одно из достоинств, радости зала не было предела. Вот тут и узнаешь, чего сегодня хочет публика. Но шуток такого уровня в спектакле немного, и потому он может быть рекомендован для семейного просмотра.

Санкт-Петербург