Григорий Заславский Девяносто володинских – с точки зрения вечности или даже просто истории театра – сущая мелочь, и в общем ненамного меньше, чем Чехову – через год будут отмечать 150 лет со дня рождения Чехова.
Володина сегодня ставят, конечно, меньше, чем Чехова, но юбилей – хороший повод для того, чтобы привлечь к себе внимание и вот, одна за другой выходят премьеры – «С любимыми не расставайтесь» (премьера – сегодня, в Ярославском академическом театре драмы!), еще одни «С любимыми не расставайтесь», «Дульсинея Тобосская», еще одна «Дульсинея┘».
Советские пьесы, которые так трудно проходили в свое время горнило художественных и прочих советов, те, которые не принимали, сегодня мало востребованы: ушли реалии и молодым зрителям, несмотря на всю нынешнюю активность профсоюзного лидера Шмакова, совершенно непонятны слово героини о профсоюзном собрании, которое никак нельзя не пропустить.
А ведь когда в «Современнике» поставили пьесу Володина «Назначение», министр культуры кричал, что, мол, театр вбивает клин между народом и правительством. А Володин не выдержал и послал всех к такой-то матери┘ Да, это он умел. И ему, как человеку, одержимому известным и самым простительным в России пороком, это простили.
Володину повезло: его пьесы становились потом великими спектаклями. В «Фабричной девчонке» впервые появилась и заставила весь Ленинград говорить о себе. Да и не только Ленинград – Татьяна Доронина. После чего Товстоногов переманил ее в БДТ. «Пять вечеров» - как минимум два великих спектакля – в БДТ и в «Современнике», плюс фильм Никиты Михалкова – с Гурченко, Любшиным, «Старшая сестра», «Дульсинея Тобосская», «Две стрелы»┘
Володин отдал дань эвфемизмам, то есть излюбленной советской художественной традиции, когда речь – о средневековой Испании или вовсе – о родоплеменных отношениях, но ясно – все про советскую власть, все ей – вилы в бок. «Две стрелы», к слову, - это один из первых спектаклей Студии Олега Табакова┘
Ну и естественно, Володин – это «Осенний марафон», сценарий его, мятущийся интеллигент – Басилашвили на закате великой империи, мир которой то и дело возникает по краям разговоров┘
А еще Володин писал стихи – больше для домашнего пользования, для себя. Род графомании. Побочный продукт его жизни и творчества, где он перемалывал все, чем жил – войну, водку, женщин – когда он умер, могло показаться, что все женщины, которые его оплакивают, оплакивают свою любовь┘ Вот такие стихи:
К черту подробности жизни. Детали!
Когда выпивали, вы не взлетали?
Над скрупулезьем недели, над бытом,
которым, сознаться, почти что добиты,
в котором тонули, сосредоточась
на униженьях и почестях, то есть
на тех же подробностях и деталях.
Когда выпивали, вы не взлетали?
Жизнь не теряла вялость и прелость?
Вам не легчало? Вам не летелось?
И вот уже нет рангов и кланов,
и жизнь обретает другие мерки.
В размытом виде светится главное,
а второстепенное меркнет...
Для драматурга очень правильно подобранные диоптрии.
Дарья Гармоненко 
