Руси ответили рисунком

Поль Синьяк. Парусник с флагами в венецианской лагуне. 1906 г.

Весной, отмечая Год Россия–Франция, российские музеи показывали в Лувре выставку «Святая Русь». Теперь, кстати, там даже решили сделать девятый по счету отдел, посвященный восточнохристианскому искусству – в частности, византийскому и древнерусскому. Французский ответный выставочный жест – открывшиеся в начале недели друг за другом в Историческом музее и в Третьяковской галерее экспозиции: «Наполеон и Лувр», а следом за ней «Путешествовать и рисовать. Рисунки европейских мастеров из Лувра и Орсэ. 1580–1900». 50 луврских рисунков и 6 из Орсэ (впрочем, хранятся они также в Лувре) показывают, на что известные и не очень художники смотрели в чужих краях на протяжении трех веков.

Когда, блуждая между простенками с пейзажами, в дальнем углу натыкаешься на портрет-почеркушку вытянутого худощавого человечка в громадном тюрбане, с трубкой и на фоне мечети, да при этом еще с четками в руках, лишний раз убеждаешься – не место красит человека. Иначе говоря, важны не только и не столько края, где ты побывал, но прежде всего люди, которых встретил. Этот господин – Проспер Мериме, карьеру писателя деливший с карьерой госслужащего и с 1834-го ответственный за сохранность исторического наследия Франции. Автор дружеского шаржа – Анри-Адриан Прево де Лонперье, вместе с Мериме посетивший Грецию и Малую Азию (включая Константинополь) и являвшийся вообще-то хранителем античной коллекции Лувра.

Этот набросок 1850 года, наверное, вполне мог завершать выставочную хронологию – изначально куратор Катрин Луазель предполагала всматривание в путешествия до 1840-х, однако ее попросили добавить все-таки несколько вещей из Орсэ. На вопрос корреспондента «НГ», можно ли было отодвинуть дальше нижнюю хронологическую границу показа и включить туда, к примеру, Дюрера, мадам Луазель ответила, что ей хотелось начать и более ранними вещами, но просто не хватило места и что в Лувре хранится единственный рисунок Дюрера периода его итальянского путешествия, однако он «невыездной».

Специально для рисунков-путешественников в ГТГ против обыкновения и, надо сказать, удачно обозначили разделы заголовками вроде «XVIII век: между реальной и воображаемой античностью» или «В поисках заветных берегов и экзотических стран». Сначала европейцы дружно устраивали себе итальянские каникулы (учебные, конечно) и прилежно штудировали античные останки. Позже, вслед за археологами, увлеклись Грецией. Заинтересовались Востоком и, наконец, собственной стариной. Выставка проходит полный цикл от первого рисунка Яна Брейгеля Старшего, боявшегося упустить мельчайшую деталь в оде римским архитектурным старостям, – до размытого мокрыми акварельными мазками «Парусника в венецианской лагуне» у Поля Синьяка. Через все разнообразие техник. Нет только пастели – слишком хлопотно перевозить, к тому же для нынешней темы просто не было подходящих образцов.

Экспозицию пронизывают разные мотивы, изменение которых прослеживается от одной эпохи к другой. Она так тщательно продумана, что если в одном конце зала очарованный Востоком Лиотар (вернувшись из Константинополя в Европу, он и сам облачился в диковинный наряд, удивляя современников и костюмами, и манерами) показывает «Константинопольскую даму в банных сандалиях» на высоких подставках (именно так), а по соседству Жан-Батист Лепренс рисует русскую барыню за книгой (прибыв ко двору Елизаветы Петровны в 1757-м, он за пять лет успел доехать даже до Сибири), то в другом его конце и спустя 100 лет Константен Гис покажет «Турецкую куртизанку на пороге дома в Галате».

Выставки графики по природе своей более камерные, нежели живописные. К рисунку важно подойти как можно ближе – разглядеть, как рука автора повела линию, почему там оборвала ее, а тут подхватила, как на бумаге время отразилось. Есть, скажем, в зале римский пейзаж одного из художников Барбизонской школы Камиля Коро, испещренный пятнами-фоксингами. Появляются они на бумаге промышленного производства от малейшей сырости, и поделать с ними ничего нельзя. Разве что считать патиной времени. Лувр экспонирует графику только три месяца раз в три года – таковы условия хранения. Полтора месяца эти рисунки будут в Москве – так что нам повезло.