Наталия Звенигородская
Спектакли NDT – о людях и отношениях между ними.
Фото Раи Резвани предоставлено пресс-службой театра
Большой театр принял у себя две знаменитые труппы: одновременно на двух сценах прошли спектакли Theater an der Wien и легендарного Нидерландского театра танца (NDT). Первый привез в столицу оперу Генделя «Ринальдо» в концертном исполнении, второй – два вечера одноактных балетов.
В Theater an der Wien, как и в Большом, существует молодежная программа: на шесть мест (контратенор, тенор, баритон и бас, сопрано и меццо) претендует около трех сотен кандидатов, у избранных есть своя резиденция – Камерная сцена театра (Kammeroper). Как и в Большом, с участниками занимаются лучшие педагоги мира, они постепенно вводятся в спектакли основного театра, поют сольные концерты. А в Kammeroper идут спектакли, поставленные только для участников «Молодежки».
Так, в их репертуаре «Евгений Онегин», «Испанский час» Равеля, «Птицеловы» Гассмана и еще несколько опер. «Ринальдо» – продукт из этой же серии. В Москве прозвучало только концертное исполнение генделевской оперы, известной более всего тем, что именно там звучит ария (быть может, вместе с хором из «Мессии», самая знаменитая из наследия композитора) Lascia ch'io pianga.
В составе молодежной программы Theater an der Wien – певцы из Литвы, Польши, Великобритании, США, Австрии и Белоруссии (тенор Владимир Дмитрук окончил Санкт-Петербургскую консерваторию). На постановки Kammeroper приглашаются разные оркестры, в зависимости от репертуара, опера «Ринальдо» была поставлена в Вене при участии Bach Consort под управлением дирижера Рубена Дубровски, вместе они и приехали в Россию. По словам дирижера, одной из задач музыкантов – кроме, конечно, демонстрации собственно мастерства, было сохранить психологические портреты своих героев вне постановки, суметь и в черной коробке сцены, без декораций и костюмов, отразить их внутренний мир и мотивацию.
Так, трепетная лань Альмирена (Виктория Бакан), словно глинкинская Людмила, сначала порхающая на крыльях любви, закаляется в неволе, и внутренняя сила ее страдания (выраженная как раз в той самой арии) способна растопить даже сердце узурпатора. Армида, злая волшебница (Наталия Ковалек-Плевняк) и похитительница – не чета Черномору: из монструозной злюки она превращается в мудрую добродетельную леди. Полководцу Ринальдо (контратенор Джейк Ардитти) Гендель дарит несколько роскошных арий – и любовную, и арию отчаяния, и мстительную, и воинственно-победительную. Не скажешь, что каждый из певцов справился идеально, но учебная задача была выполнена достойно, стиль барочной оперы, особенности работы с инструментальным ансамблем, играющим на старинных инструментах и в соответствующей манере, солисты освоили грамотно. А класс Bach Consort, как лакмусовая бумажка, проявила одна скромная деталь: в одной из арий Армиды есть фрагмент с солирующими скрипками; так вот, если не смотреть в оркестр, где сидит как минимум пять скрипачей, то кажется, что играет один. А это, учитывая сложность интонирования на жильных струнах, дорогого стоит.
Гастрольную программу NDT составили два вечера одноактных балетов на Исторической и Новой сценах Большого театра. Прежде всего поражает качество труппы. Кажется, что такого владения телом, вне зависимости от возраста исполнителя (от 24 до 41 года), в реальности быть не может. Никакого отношения к самодовлеющей виртуозности и трюкачеству это не имеет. Просто иначе, лишь формально воспроизводя некий усредненный рисунок, не отдаваясь движению, а через него и переживанию до полной вычерпанности, невозможно передать те истории, мысли и чувства, которыми делятся с нами нынешние руководители труппы Пол Лайтфут и Соль Леон.
Если балеты их предшественника и учителя Иржи Килиана давно стали классикой современного танца и пленяют гармонией, то сочинения тандема Лайтфут–Леон тревожно актуальны. Они рождены в мире, гармонию утратившем, но о ней еще не забывшем.
«Томление» на музыку Бетховена – жизнь и любовь в четырех стенах. Вертящийся в вертикальной плоскости, как барабан стиральной машины, белый куб-комната перемалывает отношения, как тела танцовщиков. В «Выстреле в луну» на музыку Филипа Гласса – комнаты три, и крутятся они по горизонтали, открываясь зрителю одна за другой и вовлекая героев в неизбывную круговерть. Казалось бы, дверные проемы и тени пустых окон должны бы экспрессионистски вопить перекосами. Но все линии здесь ровные, углы до тошноты прямые, а обои на стенах – серые. Тем тревожнее графика ломаных линий в жесте и мизансцене, тем больнее нервический ритм пограничных состояний.
В балете «Бабочка» (музыка группы The Magnetic Fields и Макса Рихтера) Лайтфут и Леон выступили не только как тонкие лирики, но и как искушенные практики. Трогательную историю взаимоотношений повзрослевшего сына с постаревшей матерью они рассказали языком, в котором японский буто и испанский пасодобль, классика и contemporary, улица и эстрада родственными элементами вошли в единый поэтический ряд.
Балет «Stop-Motion», посвященный дочери постановщиков Соре, по их признанию, говорит о прощании и переменах. Трактовать его, как обычно в современном танце, можно по-разному. Но главное то, что ни о каких трактовках в эти минуты не заботишься. Продуманная (как потом вспоминаешь) архитектоника балета, геометрическая драматургия с ее флюсовыми мизансценами и покадровой анимацией, с ее притяжениями-отторжениями, фронтальной неотвратимостью, пронзительной диагональю и финальным сомнамбулическим сфумато завьюженного пудрой пространства так взбаламучивает эмоции и одновременно укачивает, что анализировать в этот момент нет ни желания, ни возможности.
В программу гастролей включили также балет канадского хореографа Кристал Пайт «Одинокое эхо», созданный на музыку Брамса по мотивам стихотворения Марка Стренда «Зимние строки». Размеренное круженье снежных хлопьев и бессюжетный, скорее атмосферный танец. Так в сероватый снежный день кружатся в голове неясные мысли, а в душе – неясные ощущения. Они, может быть, не слишком веселые, но в этой меланхолии, как в коконе, и грустно, и уютно. Это медитативное состояние хочется длить. Как общение с NDT.
