Сопрано Ольга Перетятько: "Стараюсь благодарно проживать каждый день"

Одна из лучших лирических сопрано мира – Ольга Перетятько. Фото пресс-службы Санкт-Петербургской филармонии

Одна из лучших лирических сопрано мира, коренная петербурженка Ольга ПЕРЕТЯТЬКО выступила в Большом зале филармонии и в зале «Зарядье» с программой камерно-вокальной музыки знаменитых оперных композиторов, включив туда также романсы Рахманинова и историю Полины Виардо. Певица рассказала музыковеду Владимиру ДУДИНУ, что ей интересно сегодня и как меняется оперный мир.

– Афиша вашего концерта на тумбе у Большого зала филармонии интриговала именами великих оперных композиторов Вагнера, Моцарта, Беллини, Гуно. Но фишка новой программы, судя по ее расшифровке на сайте филармонии, – в интимном камерно-вокальном творчестве этих авторов?

– Я не видела афишу, если честно, не знаю логику отдела продаж, мое дело было сделать хорошую интересную программу и спеть ее хорошо.

– А что такое, по-вашему, «хорошая программа»? Вы ведь собирали ее вместе с пианистом Семеном Скигиным?

– В этой программе будет и камерная музыка, и оперная – в данном случае все подчинено одной идее. Семен Борисович – гений в составлении программ. Здесь их две, даже три в одном концерте. Мы начнем с самых любимых колыбельных с нашего диска «Песни для Майи», посвященного моей дочери. Потом будет блок романсов Рахманинова, а во втором отделении – история любви Тургенева и Полины Виардо, которая длилась 40 лет. Там будут и произведения, которые сочинила эта потрясающе талантливая артистка, и арии из ее репертуара, среди которых Норма и Розина, к примеру. Плюс к этому мною еще будут читаться любопытные факты и цитаты. Сценарий второго отделения писался Скигиным и задумывался как моноспектакль.

– Вы выступали с разными пианистами. Чем пленил Семен Борисович?

– Вы, наверное, не в курсе, но Семен Борисович играл мой вступительный экзамен в Берлинской консерватории, а потом я у него училась камерному репертуару. Как говорится, повезло. У него огромный опыт, обширнейшая концертная и звукозаписывающая практика со всеми нашими и не нашими великими исполнителями, энциклопедические знания. Да и просто общение с ним, его бесконечные истории и юмор доставляют огромную радость.

– Как поменялась за последние годы публика в зале? Головы седеют или молодеют?

– Вы знаете, везде по-разному. В России очень много молодых лиц в зале, что не может не радовать, в Германии тоже, там вообще действует программа по работе с детьми в каждом уважающем себя концертном зале. Но и седых голов хватает, и это прекрасно!

– Наряду с камерным репертуаром в концерте есть культовый оперный хит – каватина Нормы из одноименной оперы Беллини. Вы еще не пели эту партию целиком – может быть, уже планируете?

– В этой программе Норма – часть сценарной идеи, но в этой партии я действительно дебютирую в следующем году.

– Вы – певица, которая всегда ищет что-то новое и интересное, делится секретами мастерства в сетях. Какими поисками увлечены сейчас?

– Не могу сказать, что я что-то ищу. Я стараюсь просто жить, благодарно проживая каждый день, и время показывает, что так сейчас правильно. Ну и Семен Борисович Скигин скучать не дает, все время подкидывает новые проекты, новые программы, мы с ним постоянно что-то учим. Дебютов очень много, в следующем сезоне будет целых четыре, среди которых «Ласточка» Пуччини в Турине, Реквием Верди с маэстро Зубином Метой, Розалинда в «Летучей мыши» в Болонье, «Норма» в Гамбурге. Сложа руки сидеть не удается, и слава богу!

– В этом сезоне вы много сотрудничаете с берлинской Штаатсопер. Ее можно считать флагманом оперных идей в Европе?

– Думаю, вы правы. За счет того, что этот театр может позволить себе лучших дирижеров и режиссеров, а также самых знаменитых певцов – результат всегда интересен.

– Совсем недавно вы выступили там в партии Электры в «Идоменее» Моцарта в звездном составе – с Анной Прохазкой и Магдаленой Коженой и с выдающимся маэстро Саймоном Рэттлом за пультом. Много было репетиций перед премьерой? Что отличает стиль работы Рэттла?

– Этот спектакль планировалось показать в 2020 году, но ковид подпортил планы. Только через три года театру удалось найти время, чтобы собрать тот самый состав. Репетиций было много, маэстро Рэттл присутствовал почти на всех режиссерских репетициях, что редкость. Может быть, этим и объясняется такой высокий результат работы. Саймон – очень позитивный человек, он освещает своим светом всех вокруг, как солнышко. Он милейший не только со своими артистами, но и со всеми остальными, с обслуживающим персоналом, с рабочими сцены. Всегда работает детально, но без давления, с большим уважением.

– «Идоменея» поставил Дэвид МакВикар, которого мы знаем по двум его постановкам в Мариинском театре – «Повороту винта» Бриттена и «Макбету». Какой мир создал он в берлинском «Идоменее»? Насколько отрицательной сделал вашу Электру?

– В его спектакле все выглядело довольно абстрактно, но классично и даже консервативно, я бы сказала, с минимумом декораций, – главным героем была музыка, ничего не отвлекало от пения. Моя Электра – персонаж, стоящий обособленно, поэтому даже в эстетическом плане она была человеком из другого мира, отнюдь не из Греции. На первых репетициях он мне говорил, что вдохновлялся главной героиней фильма Куросавы «Макбет», поэтому Электра в его спектакле получилась такой японской леди Макбет, злодейкой чистой воды.

– Вы дебютировали в «Лукреции Борджиа» Доницетти, пели Марию в «Мазепе» Чайковского, поете Лиу в «Турандот». В этом проявляется желание не загонять себя в гетто одного амплуа?

– Ну я бы не сказала, что одно амплуа – это какая-то клетка. Лукреция стала логичным продолжением моего белькантового репертуара, просто сейчас мне стали доступны серьезные партии, серьезное бельканто, я уже спела «Марию Стюарт» и «Анну Болейн» Доницетти, скоро меня ждет Норма. Мария в «Мазепе» была скорее исключением. И я была удивлена, с каким успехом состоялся этот проект в целом и для меня лично. С другим дирижером все могло бы быть иначе, но Кирилл Петренко – известный перфекционист, да и инструмент в его руках серьезный – оркестр Берлинской филармонии! Это было здорово. Лиу стала моим дебютом в Пуччини (не последним, кстати) – опытом легким и благодарным; партия написана хорошо и лирично, публика героине всегда сочувствует, есть куда привнести характер, – то есть все, как я люблю.

– По вашим снимкам в соцсетях можно было узнать, что вы побывали в Сингапуре с такой экзотической для тех мест музыкой, как «Реквием» Осипа Козловского. Как это стало возможным?

– Этот проект для меня организовало агентство Primavera, с которым мы работали также над концертами в рамках поддержки выхода диска c колыбельными. Они же работают для меня и в Азии. «Реквием» Козловского стал азиатской премьерой произведения. Немецкий маэстро Ганс Граф сотрудничал с русскими оркестрами много лет, очень любит русскую музыку и всячески ее продвигает. Все три солиста были из Петербурга – я, Олеся Петрова и Борис Степанов, австрийский бас Кристоф Зайдль немного выбивался из нашей дирижерско-хоровой компании.

– Какие перемены сегодня заметны в оперном движении Европы? Какие замечаете новые манеры, привычки в концертных и театральных залах?

– А я не заметила каких-либо особых изменений, все, на мой взгляд, идет своим чередом.