Фото Reuters
Предвыборная кампания, по сути, завершена, осталось только трехдневное голосование. Рейтинги на этой неделе уже не публикуются. Интриги (если можно их так называть) остаются прежними, они были понятны сразу после окончательного формирования списка кандидатов: кто станет вторым, сколько наберет очевидный фаворит, какой окажется явка. Ответов на эти, быть может, не очень принципиальные вопросы пока нет.
Выборы проходят в относительно новом политическом контексте. Декларативный разрыв российской системы с западными демократиями – серьезный, подчас даже кажется, что бесповоротный. При этом суверенная демократия в России пока не обзавелась собственными институциональными и процедурными атрибутами. Добавилось только голосование длиной в несколько дней. Сам электронный режим – не российское ноу-хау.
Важным политико-психологическим отличием российских выборов от западных остается корреляция между набранными процентами голосов и легитимностью. В странах, где демократические институты утвердились раньше, чем в РФ, второй тур и победа в нем одного из кандидатов при соотношении голосов 51 на 49% никак на ощущение полноценности власти со стороны избирателей не влияет. Исключения, конечно, случаются, можно вспомнить нашествие на Капитолий сторонников Дональда Трампа. Но как правило, процедуре доверяют. В России был единственный опыт второго тура президентских выборов – в 1996 году. Споры о честности подсчета велись потом десятилетиями. И уже начиная с нулевых негласно считается, что победитель должен брать свое в первом туре, с отрывом, получая больше 60% голосов, а то и больше 70%.
В рамках нынешней кампании проводились дебаты кандидатов и их доверенных лиц. Фаворит выборов в них ожидаемо не участвовал, пользуясь своим правом. Дебаты вообще не стоит рассматривать как обязанность. Их правильнее понимать как возможность – заявить о себе, познакомить избирателей со своей программой, продемонстрировать свою компетентность и некомпетентность соперников, заработать очки на этом сравнении. Например, на выборах в США кандидаты от дебатов не отказываются. Но там шансы изначально примерно равны. В России это не так. Дебаты ничего не дают главному кандидату и превратились в системный рудимент. Невозможно увидеть зависимость между участием в них и результатом в голосовании. Никакие фрагменты дебатов-2024 даже не «завирусились» в интернете.
Процедура сбора подписей не помогла ни одному из кандидатов – при этом ею воспользовался только тот, кто мог бы выдвинуться от думской партии, и даже от двух сразу. Практика показывает, что пройти эту процедуру самовыдвиженцу почти невозможно без помощи (читай – одобрения) сверху. Нынешние выборы показали, что если не до конца успешный, то заметный сбор подписей в публичном пространстве уже воспринимается как начало кампании – еще до регистрации кандидата. Это расширяет временные рамки самих выборов, делает их менее контролируемыми и предсказуемыми, заставляет систему реагировать на новые раздражители. Едва ли стоит ожидать, что этот формат будет развиваться и либерализироваться. Он просто сохранится как инструмент, которым можно пользоваться.
Контекст сделал несколько парадоксальным и сам нарратив выборов. Понятно, против каких ценностей борется главный кандидат. Но совершенно непонятно, кто из его соперников представляет эти ценности, кто – даже в карикатурном виде – олицетворяет зло, которое победит, если не проголосовать за фаворита. От такой внятной и классической нарративной конструкции отказались, предпочитая полную предсказуемость, определенность всех факторов, гонку ради цифр. Это лишило выборы того содержания, которое можно было обнаружить даже в 2018 году, не говоря уже о 2012-м.
Дмитрий Тараторин 
Арчил Сихарулидзе 
